Приговоренные ко тьме - [85]

— Очередное требование упасть на колени перед великим императором, не так ли?

— Сиятельный граф Адальберт, маркиз Тосканы, предлагает вам это письмо к личному прочтению или в компании доверенного чтеца!

— У меня нет более доверенного человека, чем тот, который приехал сюда от моих друзей из Рима! Ваше преподобие, не сочтите за труд проследовать ко мне в спальню, — Беренгарий вздохнул, бросая прощальный взгляд на недоеденное блюдо, и повернулся к статному священнику, возвышавшемуся над всеми за этим столом.

Беренгарий и священник проследовали в спальню, где священник зачитал письмо Адальберта:

— «Убедившись в глубокой порочности человека, надевшего на себя корону императора, я преклоняю колена пред властью и могуществом вашим и предлагаю в ночь, следующую за нынешней, прийти в Верону и взять по праву то, что вам принадлежит. Я даю вам клятву, заверенную письмом этим, что ни один воин моего войска не поднимет меч против вас и ваших людей, а стража откроет вам мост и ворота в северную часть Вероны. В воле Господа и в вашей воле и силе разрешить войну с бургундским королем скоро и в прославление имени своего».

Реакции Беренгария пришлось ждать несколько минут. Король размышлял.

— Это именно то, о чем вы меня предупреждали, ваше преподобие?

— Да, именно такой план был разработан Сергием и одобрен главными патрициями Рима, Тосканы и Сполето.

— И отстраненность Альбериха от поддержки мне из той же истории?

— Да.

— Что если Адальберт решится вести игру еще более сложную, и в Вероне меня будет ждать засада?

— Вам ли не опасаться его?! Когда имеешь дело с Адальбертом, ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. Однако помните, в этой войне Адальберт преследует свои интересы, а не Людовика, и именно на Адальберта ставит папа Сергий, именно ему он прилюдно обещал свою поддержку. Не получив сегодня согласия от вас, Адальберт наверняка попробует сам атаковать своего бургундского родственника, ведь, по нашим данным, большинство воинов, находящихся сейчас в Вероне, являются его вассалами. Но, видно, таков Адальберт, большой любитель загребать жар чужими руками.

— Но может, тогда действительно стоит оставить Адальберта с Людовиком один на один? Мне не придется, в таком случае, подвергать опасности жизнь своих воинов.

— В этом случае вы, ваше высочество, решите проблему в лице одного лишь Людовика. Проблемы в лице Тосканы и Бургундии останутся, только вместо Людовика с бургундскими знаменами сюда придет юный, но уже, по слухам, весьма прыткий Гуго Арльский.

— Чем папе Сергию так неприемлем союз с Фриулем и Вероной?

— По всей видимости, землями, которые он хотел бы присоединить к Пентаполису. Землями, обещанными папскому престолу еще сполетскими Гвидонидами.

— А вам, ваше преподобие, какой интерес принимать участие в моей судьбе? На что рассчитывает Болонская епархия, поддерживая меня? — с интересом спросил Беренгарий.

— Болонская епархия просит не забыть этой помощи. Моими же действиями, не сочтите за глупость, легкомыслие и греховность, руководит любовь к женщине, красивее и мудрее которой я не встречал.

Беренгарий улыбнулся.

— Я думал, что воин-епископ — уже само по себе нечто из ряда вон выходящее, но влюбленный воин-епископ делает вас, отец Иоанн, уникальнейшим из живущих. О, я нисколько не порицаю вас за ваши страсти, — в конце концов, кто им не был подвержен? — и, главное, я не имею права судить вас. К тому же я сам был очевидцем ваших усердных и искренних молитв, которые мы произносили бок о бок, и, несмотря на сказанное вами, мое представление о вас как о благочестивом христианине не поколебалось.

— Благодарю вас, мой король, и прошу сохранить мною сказанное в тайне. Только вам я осмелюсь довериться, что страсть моя гораздо греховнее, чем вы думаете, ибо я люблю замужнюю женщину.

— Вот как, — нахмурился Беренгарий, — и вы… вы являетесь епископом славного города? Вы вознесены на самый верх церковной иерархии, будучи столь суетным и пораженным смертным грехом прелюбодеяния? Про целибат я даже не заикаюсь.

— Я пытаюсь бороться с этим искушением, мой король, и даю страшные обеты, и лично накладываю тяжелую эпитимью, но ровно до того срока, пока снова не увижу ее. Это так тяжело… И сладостно.

— Эту деву зовут… Теодора?

Иоанн в изумлении на шаг отступил от Беренгария.

— Да, мой король, но я прошу…

— Повторюсь, что я не судья вам. Если Господь волей своей вознес вас в сан епископа, то не мне обсуждать деяния Божии. И ваша тайна не будет обнародована моими устами, в том слово мое. Но, видит Бог, лучше бы я не спрашивал вас ни о чем, а вы бы не отвечали мне на мое любопытство. Вернемся к Адальберту. Признаться, я боюсь обмана с его стороны. Что если приказать ему встречать меня подле Вероны с небольшим отрядом своих слуг и далее сопровождать меня в городе во всех действиях моих?

— Это было бы в высшей степени разумно, мой король.

— Быть посему. Если Адальберт останется верен своим словам, судьба Людовика будет в моих руках.

— И здесь, ваше высочество, я посоветовал бы вам проявить к клятвопреступнику милосердие и выдержанность.

— Что? Снова облобызать на прощание и с музыкой проводить его в Прованс? И ждать еще несколько лет, пока он не наберется мужества или наглости и не атакует меня вновь и в самый неподходящий момент? Не искушаем ли мы тем самым Господа, который раз за разом дает мне в руки мои врага моего?