Приговоренные ко тьме - [53]

Началась суматоха. К Теофилакту выскочила, невзирая на все правила этикета, растрепанная после сна и еле одетая Теодора. Ей не надо было долго объяснять, Теодора сразу поняла всю опасность положения. Свой дом волею судеб приходилось оставлять, причем, скорее всего, на разграбление дикой римской черни, ибо никакую серьезную осаду их дом выдержать не смог бы. А значит, дело неминуемо кончилось бы их арестом.

Спустя полчаса кавалькада всадников, в том числе и сидящая по-мужски Теодора, в том числе и устроившиеся на руках верных слуг дочери Теофилакта, вылетела из ворот дома на Авентинском холме.

Гул набата становился все громче и с каждой минутой звучал все грознее. К хору колоколов постепенно присоединялись все больше и больше римских церквей. Все это вселяло неясную тревогу в сердце Мароции, которая испуганно прижималась к слуге и всматривалась в мелькавшие перед ее глазами лица горожан, спешно расступающихся перед несущимися всадниками.

В считанные минуты Теофилакт со своей свитой достиг Цирка Максимуса, некогда самого грандиозного ипподрома в Риме. В отличие от сегодняшнего времени, оставившего нам от Цирка, по сути, только рельефный оттиск своего присутствия у подножия Авентина, в девятом веке Большой Цирк еще представлял собой печальную груду развалин, основная часть строительного материала которого была растащена на новые здания во времена лангобардов. В любой другой момент Теофилакт, оказавшись среди обломков былого величия рухнувшей империи, не отказал бы себе в удовольствии пофилософствовать насчет суетности и тленности всего сущего. Однако на сей раз ему перво-наперво важно было встретить среди этих развалин оставшиеся верными своему консулу две сотни (лишь две сотни!) людей в полном воинском облачении, которых созвал сюда Кресченций. Теофилакт, воздав хвалу Небесам, приказал немедленно двигаться к Ватиканскому холму.

Людские ручейки, встречающиеся им на пути, по мере приближения к городу Льва мало-помалу начинали становиться все шире и оживленнее, вскоре всадники услышали и голос города. Услышанное им не добавило оптимизма. Разгоряченные римляне кричали о бессовестном подкупе сенаторов и священников греками, о том, что справедливо избранный папой кардинал Христофор обманом лишен престола дабы его заняла жалкая марионетка Теофилактов, что попраны (в который уже раз!) все устои святой Церкви, что хищная Византия вновь пытается установить свое господство над Римом, и прочая, и прочая. Видя всадников, одежда которых не оставляла сомнений в их греческом происхождении, горожане, все более осмеливаясь, грозили им вслед кулаками и выкрикивали кровожадные угрозы. Теофилакт не узнавал Рим!

Конечно, неправдой будет сказать, что он вовсе не получал никаких сигналов о готовившихся беспорядках в городе. Такие сигналы к нему начали поступать сразу после папских выборов, но он самоуверенно понадеялся на свой авторитет в Сенате и безусловную верность ему римской милиции. А кроме того, Теофилакт, вихрем пролетая по улицам Рима, имел основания сейчас всерьез сетовать на папу. Если бы не мягкотелость Льва, боящегося обидеть твердым словом каждого встречного и поперечного, он давно бы выставил за пределы Рима тосканский отряд Адальберта, по многочисленности своей и снаряжению явно не тянувший на обычное сопровождение миролюбивого сеньора. Если бы не склонность Льва к всепрощению, за истекший месяц можно было бы препроводить прочь из города и лишить сана наиболее ретивых сторонников Христофора, а самого кардинала-смутьяна вновь подвергнуть интердикту. Если бы не Лев, Теофилакт к сегодняшнему дню, наконец, уже очистил бы Сенат от тех, кто проявил малодушие еще на выборах папы. Все они, по всей видимости, загодя получили щедрое подношение от Адальберта и теперь, проиграв выборы, их хозяин, очевидно, нашел свои рычаги воздействия на их волю и совесть, принудив пойти на открытый мятеж. Впервые со дня своего появления в Риме Теофилакт чувствовал себя в городе чужим и непрошеным.

Но все еще, возможно, поправимо. Главное, успеть к Ватикану ранее, чем тосканцы доберутся до папы. Каким бы ни был Лев, но в глазах всего мира, а в глазах римлян особенно, он прежде всего глава Церкви и наместник Апостола на земле, и, следовательно, ему возможно будет найти правильные слова к разуму и сердцу горожан. Главное — успеть…

Вылетев на левый берег Тибра недалеко от Фабрициева моста, Теофилакт не решился переправляться на противоположный берег, так как мост был полностью забит толпой. Решив переправиться в Ватикан через мост Элия, Теофилакт продолжил движение вдоль набережной, наблюдая за событиями, разворачивающимися на правом берегу. Увиденное им поневоле повергало в уныние, в какой-то момент он почувствовал даже, что у него и вовсе опускаются руки. На другой стороне реки бесновалась трастеверинская толпа, никогда не испытывавшая дефицит в маргинальных личностях, а сейчас в своем течении бурно устремлявшаяся по направлению к Городу Льва. Однако Теофилакт был ошеломлен и раздавлен не видом этой самой толпы, а распахнутыми настежь воротами папского города. По всему выходило, что тосканцы взяли Город Льва и понтифик, вероятно, уже находится в их руках.