Приговоренная. За стакан воды - [3]

Этих двоих храбрецов убили за то, что они восстали против несправедливости.

Один из них был мусульманином, другой христианином. Оба прекрасно понимали, что рискуют жизнью. Но, несмотря на все угрозы, эти достойные гуманисты не отказались от борьбы за религиозную свободу, за то, чтобы христиане, мусульмане и индуисты могли жить счастливо бок о бок на исламской земле.

Да, они заплатили за свои убеждения самую высокую цену. И все же то, что мусульманин и христианин пролили кровь ради общего дела, вселяет надежду.

Но запуганное правительство подчиняется диктату фундаменталистов, и потому, по словам Ашика, ужасный закон о богохульстве никогда не будет изменен.

А значит, он будет и дальше отбирать невинные жизни.

Я должна вновь предстать перед судом, чтобы подать апелляцию и опротестовать мой смертный приговор. Но я уже не верю в справедливость суда, который сваливает всю вину на маленьких людей вроде меня. Даже если каким-то чудом я доживу до пересмотра приговора, то позже меня все равно убьют.

История простой крестьянки — моя история — вдруг стала делом государственной важности.

Отныне я — Азия Биби — символ закона о богохульстве, и с этим я ничего поделать не могу.

Такое чувство, будто я упала в бездонную черную дыру, из которой мне уже не выбраться. И я с ужасом ожидаю своего часа. Если меня и освободят, я не дам ломаного гроша за свою жизнь в Пакистане. Мне нужно будет найти страну, которая примет меня, потому что на родине я не нужна. Я буду вынуждена бежать из любимых земель, но ярость, накопившаяся за два года в тюрьме, дает мне силы: теперь я готова жить, пусть даже за границей, со своей семьей, которой тоже угрожает гибель.

Здесь никто не хочет меня слышать, поэтому я всем сердцем надеюсь, что мой слабый голос выйдет за пределы Пакистана. Моя жизнь ничего не стоит, и религиозные фанатики успокоятся, только совершив жестокую расправу. Еще я хочу, чтобы мое свидетельство послужило другим людям, как и я несправедливо обвиненным по закону о богохульстве.

Молю Деву Марию дать мне сил вытерпеть разлуку с моими детьми, которые не понимают, отчего их мама так внезапно ушла из дома.

Каждый день Господь помогает мне мириться с этой ужасной несправедливостью, но сколько еще я выдержу? Месяцы? Годы?

Ежечасно я молюсь о том, чтобы выжить, но чувствую, что силы покидают меня, прежней стойкости больше нет, и я не знаю, сколько еще смогу бороться с издевательствами и чудовищными условиями жизни.

2 Богохульство

Мой мир рухнул в одночасье.

Тот июньский день не предвещал ничего неожиданного, и я даже в страшном сне не могла представить, что это воскресенье навсегда перевернет мою жизнь.

14 июня 2009 года так глубоко запечатлелось в памяти, что я до сих пор помню все в мельчайших подробностях.

В то утро я проснулась раньше обычного, чтобы успеть на сбор урожая фалсы[2]. Добрая торговка Фарах рассказала мне об этом.

— Если хочешь, можешь завтра пойти собирать ягоды. Это на окраине деревни — ну, ты знаешь, в поле богачей Надим, которые живут в Лахоре. Они заплатят 250 рупий.

— Большое спасибо, Фарах, надо будет сходить, — ответила я, взяла цукаты и ушла.

По воскресеньям Ашик не работает в мастерской по заготовке кирпичей. Это его заслуженный выходной. Поэтому, когда я собралась, он еще крепко спал в нашей большой кровати, обнимая двух дочек, утомившихся после долгой учебной недели.

Перед выходом я посмотрела на них с нежностью и возблагодарила Господа за то, что Он подарил мне такую прекрасную семью.

Я постаралась открыть дверь как можно тише, ведь петли скрипели: я уже несколько дней просила Ашика смазать их, но у него дурацкая привычка пропускать мимо ушей мои слова, так что все приходится повторять по сто раз. Задвижка не поддавалась, пришлось надавить на нее… Щелк!

Наконец-то, дверь открылась — и, несмотря на мою возню, никто не проснулся. Вот и отлично. Всю неделю Ашик работает от рассвета до заката, а в изнуряющую июньскую жару обжигать кирпичи особенно трудно.

Я видела, как он устал, и надеялась, что он сможет хорошенько отдохнуть, прежде чем вернется на работу. Я очень горжусь тем, что Ашик делает кирпичи. Его начальник часто говорит своим десяти подчиненным:

— Вы — оплот строительства. Из кирпичей, которые вы обжигаете, возводятся здания. Вот он, ваш вклад в величие Пакистана.

Итак, профессия Ашика очень важна для нашей страны.

Помню, когда он только начал работать в мастерской, я никак не могла понять, почему по вечерам он возвращается домой с грязными ногами.

— Скажи, Ашик, почему у тебя такие черные ноги? Ты же каменщик, значит, у тебя должны быть испачканы руки…

Ашик рассмеялся и стал потешаться над тем, что я не знаю, как делают кирпичи. Слегка обидевшись, я ответила:

— Но откуда же мне знать? Это не женская работа, а мой отец и дяди были крестьяне, весь день проводили в поле. Как я могла догадаться?

Ашика, похоже, растрогала моя неосведомленность. Он взял меня за руку и стал рассказывать:

— Придя в мастерскую, я первым делом беру тяжелую тачку и привожу землю. Мы смешиваем ее с песком в большом чане. Надо очень внимательно следить за тем, чтобы песка и земли было поровну. А теперь, Азия, ты поймешь, почему у меня такие черные ноги. Чтобы хорошенько перемешать землю и песок, я снимаю сандалии, забираюсь в чан и разминаю содержимое. Состав должен напоминать тесто, стать мягким и однородным, так что приходится потрудиться.