Приговоренная к смерти. Выжить любой ценой - [9]

Я животное, поэтому не имею права ходить на двух ногах и обязана передвигаться на четвереньках. Особое наслаждение ему доставляет пинать меня в это время сзади, подобно погонщику бить ремнем по спине.

Еще ему нравится заставлять меня садиться на стул и вытягивать ноги, тогда он брал палку и начинал бить по ним — так он демонстрировал, что при желании я все равно не смогу от него сбежать.

Нравится мужу и царапать меня ножом, но не так, чтобы появлялись открытые большие раны, а с расчетом, что из пореза будет сочиться кровь, но ее нельзя останавливать. Вид крови, видимо, завораживает.

Бьет меня он тоже своеобразно — по лицу практически никогда: боится, что могут увидеть люди, тогда придется объяснять, что произошло, а это лишние хлопоты. Но в этот раз он хотел получить всю гамму удовольствий, поэтому дал десятка два пощечин, грубо, с оттяжкой, как это умеют только мужчины.

Интересно, что ему не давали покоя мои глаза. Он говорил, что в них отражается вся моя дьявольская сущность. Боюсь, что уже не смогу согласиться с классиком, предположившим, будто глаза — зеркало души. Быть может, глаза это действительно зеркало, в моих он определенно видел себя.

Любимое занятие мужа — щипать меня. У него это называется «гусь», и все потому, что происходит это с вывертом, так чтобы кожа действительно пострадала. Таким образом он щипает мои руки и грудь — больно, так, чтобы искры из глаз.

Нравится ему душить меня, правда, понарошку — никогда не доведет начатого до конца. Привязывает мои руки и ноги кровати, чтобы я даже не думала противиться ему, и накрывает одной ладонью мой рот, второй рукой зажимает нос. Раньше я могла терпеть не более двадцати секунд — он понимал, что я начинаю задыхаться, бесился и орал, что у меня нетренированные легкие, но был вынужден отпускать, потому что очень боялся предсказуемой развязки. Постепенно, благодаря этим «тренировкам», мне удавалось терпеть все дольше и дольше.

Конечно, ему нравится меня бить, но муж считает, что хорошая порка невозможна, если я буду одета. Он заставляет меня раздеваться, а потом бесчинствует — в ход идет палка или ремень. Нравится ему таскать меня за волосы из комнаты в комнату, тогда я, по его мнению, выполняю функцию половой тряпки.

Еще он говорит о том, что, несмотря на мою гнилую натуру, я все же, в отличие от большинства женщин, никогда не стану ему изменять. Он докажет мне, что женское тело ничего не стоит, потому что оно грязное от рождения. Он любит бесчинствовать и повторять, что он совершает все во благо человечества, спасая других мужчин от меня, что ему можно только посочувствовать.

Любимое развлечение — накрывать мое лицо подушкой или тканью, все зависит от степени ненависти, которую он испытывает ко мне в данный момент, — муж говорит, что ему противно смотреть на мое лицо. Иногда он говорит, что с удовольствием бы вырезал мне все половые органы, но это только его мечты — к сожалению, они противоречат дидактическим указаниям, которые существуют в его голове.

Любит он устраивать для меня романтические ужины — это когда мне предоставляется возможность съесть немного уличной земли вперемешку с плевками и окурками, которую он приносит с улицы. Да, мой муж — эстет.

Иногда он дает мне какие-то лекарства, снотворное, потому что я могу проспать целый день. Не знаю, зачем он делает это все, но для меня это своего рода передышка, затишье перед новым сражениям. Эти паузы дают мне возможность хоть немного снизить психологическое напряжение, которому я подвергаюсь изо дня в день. Правда, после того, как я прихожу в себя, мир кажется еще более мрачным, у меня нет сил и желания продолжать бороться, мне хочется, чтобы все побыстрее закончилось и меня наконец навсегда поглотила тишина.

Мне кажется, что я больше не смогу бороться. Я так устала — эта нравственная и физическая апатия поглотили меня целиком. Я уже не помню, кто я и где нахожусь, сколько лет продолжается мое «воспитание», я не помню, почему все это началось, но очень хочу, чтобы побыстрее закончилось.

Иногда в моем создании всплывают картины прошлого. Мама, отец, брат, сестры… Я вспоминаю бабушку, которая мне так часто и по-доброму улыбалась, мужчину, высокого, темноволосого, кареглазого, в которого когда-то влюбилась. Но я не уверена, что все это на самом деле было со мной, воспоминания быстро утекают, как песок сквозь пальцы, я пытаюсь поймать их в своем сознании, остановить хотя бы на одном, но мне это не удается. В голове пульсирует единственная мысль — я должна сдаться, тогда все это непременно закончится.

У меня нет сил думать, вспоминать, верить и надеяться. Я бесконечно устала от жизни. Мне нужны свет, покой и тишина, а я еще я знаю человека, который способен помочь мне уйти.

Я вновь обретаю создание и понимаю, что сижу в углу спальни, которая давно стала для меня камерой пыток. Его нигде нет, но я и без того чувствую это всевидящее око, которое непрестанно следит за каждым моим неверным движением, ловит каждый вздох. Раньше я бы с радостью провела несколько минут, чтобы не видеть его и не слышать звуки этого стального голоса, но сейчас он нужен мне, как никогда. Если его нет в доме, я буду кричать, звать его, так громко, как смогу, потому что мне нужно, чтобы он пришел и как можно быстрее развязал путы моего бренного существования.