Приговор приведен в исполнение... - [7]

— В общем-то, конечно... — неопределенно ответил Цируль, деликатно улыбнувшись.

— Что значит — в общем? — раздраженно произнесла Часовитина. — Я вас не понимаю.

— Видите ли... — замялся Цируль. — Если я не ошибаюсь, у бывшего великого князя была жена... По имени Надежда. Супруги находились в дальнем, очень дальнем родстве. Она тоже относилась к какой-то ветви Романовых.

— Вот именно, — отрезала Дарья Ефимовна. — Поэтому у них и не было детей. Кровосмешение!.. Проклятое самодержавие!.. Я же была гражданской женой великому князю... Может быть, вы против гражданских браков? Вам венчаных нужно, а?..

— Да что вы, Дарья Ефимовна!

— Я великому князю родила двух сыновей. Искандер Романов — офицер русской армии...

— Прошу извинить, — вежливо перебил Цируль, — все это хорошо известно. В этом смысле ваши заслуги бесспорны. Но что привело вас ко мне?

Часовитина, высоко вздымая мощный бюст, объяснила:

— Мне принадлежала гостиница «Новая Франция» на Куропаткинской улице и водяная мельница на арыке Бурджар.

— И их у вас отобрали, — подсказал Цируль, невольно любуясь все еще привлекательной могучей красавицей.

— Да, отобрали! — воскликнула Часовитина.

— Уточним формулировки: гостиницу и мельницу национализировали.

— Ах, какое красивое слово!... На-ци-о-на-ли-зи-ро-ва-ли!.. Хрен редьки не слаще. На каком основании, я спрашиваю?

— А разве вы не знаете, что произошла социалистическая революция?

— А по мне хоть небо тресни, а мое добро отдайте. Или я уже не жена великого князя?

— Вдова, — мягко поправил Цируль. Ему было и жаль тугодумку, и смешно было.

— Ну и что, что вдова? — двусмысленно уставилась Часовитина на Цируля. — Да, вдова... Свободная женщина, если хотите знать. — В глазах ее заиграли опасные для мужчин огонечки. Определенно она была еще хороша. Фриц Янович даже бородку погладил от удовольствия. Но тут же спохватился, нахмурился.

— Быстро же вы сняли траур по покойному супругу, — сказал он строго.

— А я что?.. Я как все. Только и слышишь: «Свобода! Свобода!..» — Часовитина вдруг сделала оскорбленное лицо, воскликнула: — А вы о чем подумали?.. Да как вы смеете!

— Успокойтесь, гражданка Часовитина. Будем считать, что вы имели в виду политическую свободу. А новая власть, обеспечившая вам ее, не признает частной собственности на орудия и средства производства. Было вынесено постановление Ташкентского Совета...

Посетительница залилась слезами.

— Господи!.. Да что же это делается? Гостиница... «Новая Франция»... Да какое же это орудие?.. Какое средство?.. Что же мне теперь делать с двумя детишками!..

— Гостиница передана под госпиталь. Мельница в распоряжении военного ведомства. Что же до ваших, как вы выразились, «детишек», то Искандер Николаевич — бывший поручик, если не ошибаюсь? Вот уже несколько месяцев проводит ночи в ресторанах, за карточным столом.

— Следите, стало быть? — Дарья Ефимовна прищурилась, и Цируль подивился, как изменилось ее лицо, оно стало каменным каким-то, мрачным, некрасивым.

— Нет, зачем же? Просто было несколько дебошей с участием Искандера Николаевича. По стопам старшего брата уже, к сожалению, шагает и младший братец... Простите, имя его запамятовал.

— Незачем вам знать его имя, — зло отрезала Часовитина. — Тоже мне свобода! Погулять уже нельзя, душу отвести. Я как чувствовала, говорила покойному великому князю: «Ну зачем ты на китель красный бант нацепил? От людей стыдно. Раньше носил аксельбант, а теперь бант! Попомнишь меня, будет еще хлопот с этими безобразиями... С революциями этими!»

— Давайте все же о деле, — перебил посетительницу Цируль. — Гостиница и мельница теперь собственность государства, народное добро. Сыновья ваши должны работать, трудиться. Да и вам, Дарья Ефимовна, тоже не грех поступить на работу.

— Мне? — ахнула Часовитина, широко распахнув глаза. — Может быть, мне на свою собственную мельницу пойти грузчицей?

— А что, это идея! — рассмеялся Цируль. — Прекрасная идея.

Венский стул застонал под тяжестью Часовитиной. Она вскочила. В глазах — пламень, бешенство.

— П-послушайте... Вы, иноррродец!..

Фриц Янович не сразу понял, что это она к нему обратилась.

— Вы... — задохнувшись, промолвила Часовитина. — Вы... Таких... — она больше ничего и не сказала, но все было ясно.

«Попадись такой в темном переулке!» — подумал невесело Фриц Янович и вздрогнул — могучая посетительница, стремительно выходя, так хлопнула дверью, что стены качнулись и зазвенели оконные стекла.

Фриц Янович попил воды из чайника, прямо из носика. Посидел, собираясь с мыслями. В голове же застряла одна-единственная: «Вот чертова баба. «Иноррродец»!.. Ах, баба!»

Раздался резкий трезвон аппарата Эриксона. Цируль недружелюбно покосился на телефон. Эта штука буквально донимала его. Ну понятно, когда звонят по делу — из исполкома, комиссариатов, из органов охраны. А то ведь часто позвонят и молчат. Лишь бы напакостничать, намекнуть, мол, имей в виду, хам, есть еще те, кто спросят с тебя со временем по всей строгости!..

Снимать?.. Не снимать трубку?.. А вдруг по делу? Вдруг зампред Ташсовета Финкельштейн? Собирался о чем-то посоветоваться. Цируль взял трубку.