Приговор народа - [11]

Родина!

Мы полной грудью живем.

Мы не боимся и не угрожаем.

Мы даже людьми их не назовем:

Слово «люди» мы уважаем.

Суд окончит свои заседанья.

Огни погасит судебный зал.

В конце их гнусного существованья

Волей народа

раздастся

залп.

«Правда» 25/I 1937 г.

Виктор Гусев

Фашистские псы!

Когда я вошел в зал суда, — первое, что мне бросилось в глаза, — волчьи взгляды подсудимых. Гладко выбриты, одеты в хорошие костюмы, а глаза зверские. Лившиц повернулся, заметив нас, железнодорожников, и злая, предательская гримаса исказила его лицо. Так смотрит из клетки пойманный шакал.

Началось чтение обвинительного заключения… Какие чудовищные, кошмарные преступления совершили эти люди! Торговали священной нашей землей, продавались германским и японским фашистам, — устраивали взрывы, отравления рабочих, крушения, готовили войну на СССР… Мне казалось, что они будут отрицать, отпираться. Но улики неопровержимы. И они один за другим поднимаются и говорят:

— Признаю!..

Допрашивается Пятаков. Этот обер-бандит, главный холуй Иудушки-Троцкого, прямо, ничуть не смущаясь, рассказывает, как он подготовлял пожары, взрывы, убийства рабочих и покушения на наших дорогих вождей. Только прожженный уголовник, шпион, у которого нет ни стыда, ни совести, может так говорить о таких вещах.

— Кто был организатором покушения в Москве?

Пятаков без всякой заминки отвечает:

— Я.

А Радек, эта склизкая змея, эта продажная шкура, прямо так и говорит, что они на одном убийстве Сергея Мироновича Кирова не думали остановиться, что им нужно было много крови.

— Троцкий торопил нас, — говорит Радек. — Он требовал скорее свергнуть советскую власть, потому что с каждым днем растет любовь к Сталину, крепнет СССР…

Потом Пятаков хладнокровно рассказывает, как они стягивали свою шайку к центру, чтобы нанести нам предательский удар, вонзить нож в спину.

Изверг Пятаков, потерявший человеческий облик, спокойно говорит, как Троцкий присылал ему письма и как в беседе с ним в Осло он требовал спешить с убийствами, с террористическими актами против руководителей партии и правительства, против самого родного, самого дорогого для нас человека, — солнца и счастья нашего; против Сталина, против его ближайших помощников. Троцкий велел своей банде спешить, скорее проливать кровь, так как растет новое молодое поколение, которое всей душой поддерживает советскую власть, свою могучую родину, и если дело затянут, троцкисты будут раздавлены.

— Торопитесь! — кричал Иудушка-Троцкий. Он знал, что готовится война и вся его надежда на фашистов. Только через них, при их победе и при нашем поражении, при гибели миллионов рабочих и крестьян может он притри к власти. И он, конечно, недоволен, что мало убийств, мало диверсий. У него уже готов договор с немецкими фашистами и с японцами, он уже с ними выработал условия, чтобы получить власть из их рук. Он уже сторговался уступить Украину германским фашистам, а Приморье и Приамурье — японским генералам… Он со своей шайкой должен был подготовить поражение нашей родины в войне…

— Взрыв и поджог Кемеровского комбината по заданию Пятакова мы должны были совершить в первый день войны, — говорит подсудимый Норкин.

А Пятаков дополняет:

— Да, это задание было дано Норкину в полном соответствии с директивой Троцкого, который возмущался тем, что я и Радек проявляем, по его мнению, недостаточную решительность во вредительстве.

Троцкисты, мечтая притри к власти на штыках немецких и японских фашистов, понимают, какое значение имеет наш железнодорожный транспорт, наше транспортное машиностроение. Поэтому Пятаков дает задание своей шайке вредить в строительстве Уралвагонстроя, того завода, который должен дать транспорту столько же вагонов, сколько дают сейчас все вагоностроительные заводы СССР. В течение пяти лет агент-вредитель, начальник этого строительства Марьясин, делает все, чтобы завод не был готов. Сперва задерживает строительство одного цеха, потом другого, а главный цех — сборочный — так и не был построен Марьясиным. Но потом, когда цех уже был готов, началось вредительство в эксплоатации завода. Заводились склоки, чтобы только сорвать выпуск вагонов.

Враги хорошо знали, какое значение имеют железные дороги. Поэтому на железных дорогах, в первую очередь на дорогах Востока и пограничных, расставляются вредители во главе с этим подлейшим Лившицем. Это он непосредственно руководил Князевым, Тур оком, Богуславским и другими бандитами, которые выполняли диверсионную, вредительскую работу. Задание им давали он и японская контрразведка.

Много было на свете преступников, злодеев, убийц. Но таких мерзавцев, таких негодяев я никогда еще не знал.

И эти люди хотели восстановить капитализм, посадить на нашу шею тех самых буржуев, которых мы прогнали в 1917 году, отдать врагу все, за что мы пролили кровь лучших людей рабочего класса, посадить на нашу землю хозяевами германских и японских фашистов! Они продавали Украину и Сибирь…

Это троцкистская банда убила Сергея Мироновича Кирова, любимого героя, — непоколебимого большевика. Это она убила десятки рабочих в Кемерове и в Горловке, устраивала взрывы и обвалы в шахтах, проливала кровь молодых красноармейцев, сынов нашей родины, на ст. Шумиха. Это она пускала под откос поезда, убивала десятки железнодорожников, устраивая крушения и аварии. Но этим убийцам еще мало крови десятков и сотен людей. Они готовили ряд вредительских актов, диверсий, поджогов, чтобы ударить нас, как только начнется война, которую готовят их хозяева из германского и японского генеральных штабов.