Приговор - [356]

— Да, кстати, я хотел бы вас попросить… Возможно, господин начальник уже говорил вам о том, что своё тело я завещал университету. Я хочу, чтобы вы позаботились о выполнении всех необходимых формальностей. Среди вещей, который я вам оставляю, есть удостоверение члена общества «Белая хризантема», вам надо будет связаться с кафедрой анатомии медицинского университета Т., уточните, пожалуйста, какой у них номер телефона. В общество «Белая хризантема» входят лица, завещавшие своё тело студентам-медикам для анатомических занятий, я вам об этом уже говорил. Чем быстрее вы с ними свяжетесь, тем лучше. Хорошо бы сделать это уже сегодня. Обычно университет присылает свою машину.

— Но послушай… — Мать сердито посмотрела на него, на её лице было написано явное нежелание выполнять его просьбу.

— Я всё понимаю, — ласково сказал Такэо. — Ты, мамочка, конечно же, хочешь сама получить моё тело. Но ведь от костей, которые останутся после кремации, не будет никакого толку, а если мой труп ещё свеженьким вскроют студенты, я принесу пользу обществу. Так или иначе, для меня это дело решённое. Тебе придётся смириться с моим последним капризом.

— Но ведь для тебя уже готово место на здешнем католическом кладбище, — недовольно скривилась мать. — Рядышком с могилой отца Шома, чуть-чуть наискосок. В западной части, оттуда хорошо видно Фудзи. А ты…

— Я очень тебе благодарен. Положи в могилу прядь моих волос и ногти. Пусть моя душа поселится именно там. Но тело я подарю университету…

— Не беспокойся, мы сделаем так, как ты хочешь, — вмешался Макио. — Если хоть этим можно тебя порадовать.

— Спасибо, — улыбнулся Такэо. — Как только моя душа покинет тело, оно станет наглядным пособием для студентов-медиков. Я просил патера совершить надо мной Таинство последнего помазания. Тогда Господь простит меня и душа моя достигнет высшего блаженства, а что будет с телом, в конечном счёте всё равно. Разве вы не согласны?

— Да, я, конечно же, всё это понимаю, но мне так горько думать о пустой могиле… — Мать опустила голову и глубоко вздохнула.

— И ещё одна просьба, — понизив голос, сказал Такэо, украдкой бросив взгляд на начальника воспитательной службы и надзирателя Вакабаяси — оба демонстративно не участвовали в обсуждении семейных дел: один сидел за столом и читал книгу, а другой ждал у двери. — Здесь есть один заключённый, его зовут Тамэдзиро Фунамото, мы с ним недавно поспорили — так, какая-то глупость, — и я проиграл ему банку мясных консервов. Вы не могли бы передать ему как бы от «Общества утешения приговорённых к высшей мере» несколько банок? К примеру, сегодня.

Макио сделал пометку у себя в записной книжке. Он слушал брата, кивком сопровождая каждое его слово, когда же тот кончил, деловым тоном сказал:

— Может быть, ещё что-нибудь?

— Нет, спасибо, это всё.

— Такэ-тян… — сказала мать. — Всё это так неожиданно, я не успела ничего толком приготовить, но всё-таки принесла кое-что из того, что ты любишь. Мне сказали, ты можешь съесть это прямо здесь. Хочешь?

Макио переложил со стула на стол довольно большой свёрток. Оттуда он извлёк старинную лаковую коробку с несколькими отделениями. В Хаяме в ней обычно подавали новогоднее угощение. Внутри было полным-полно всего — рис с сырой рыбой, тэмпура, свинина на пару, бататы, печёная рыба, соления. Не были забыты ни чашечка для чая, ни палочки для еды, ни соевый соус.

— Мама с раннего утра возилась… Как только сообщили, она тут же принялась стряпать… — пояснил Макио.

— Наспех ничего хорошего не приготовишь. Пришлось обойтись тем, что нашлось в холодильнике, — сказала мать.

— Спасибо. Выглядит аппетитно!

— Ну-ка, позвольте снять пробу. — Начальник воспитательной службы, будто только и ждал этого момента, проворно вскочил и подошёл к столу. Положил в рот кружок лотосового корня и кусочек свинины и довольно зажмурился.

— Что ж, Кусумото, начинай, не стесняйся. Сейчас попросим приготовить чаю. — Он сделал Вакабаяси знак глазами, и тот вышел.

Такэо попробовал рис с рыбой, но он показался ему совершенно безвкусным. Заботливо приготовленное матерью угощение застревало в горле словно сухой песок или пепел. Такое же ощущение было, когда его угощали пирожным. Он насильно заставлял себя есть и боялся, что его стошнит.

— У меня что-то нет аппетита, — повернувшись к начальнику, сказал Такэо. — Нельзя ли оставить это на потом?

— Можно, конечно, но разве тебе не хочется съесть это сейчас, вместе с матушкой и братом?

— Но я просто не могу…

— Может быть, вы позволите ему выпить вина? — спросил Макио. — Красное, я его привёз из Франции. Если бы вы разрешили…

Начальник, подумав, кивнул.

— Ну ладно, немного можно.

— Нет, спасибо, — мягко, чтобы никого не обидеть, но решительно сказал Такэо. — Пить я не буду. Не хочу, чтобы сознание затуманилось. Мне хотелось бы сохранить душевную ясность до конца.

Тут разговор внезапно прервался, и все застыли, словно окаменев. На неподвижном, как маска, лице Макио кристалликами сверкали капельки пота, мать смотрела прямо перед собой немигающими, словно у изваяния, глазами, большие уши начальника воспитательной службы торчали, как шляпки фарфоровых грибов. Стало ясно, насколько искусственно разговор поддерживался до сих пор. Стоило произнести всего лишь одно слово — «до конца» — и он оборвался. А ведь надо ценить каждую минуту…