Приговор Бешеного - [69]

— Да вот узнал, что ты в Болгарии, и решил пробить, как там отдыхается, хочу тоже махнуть на недельку-другую, — деланно беззаботно пояснил Семен.

Андрей как-то сразу почувствовал фальшь в его голосе, но не подал виду и так же беззаботно ответил:

— Солнце — ништяк, море — ништяк, вина — залейся, мочалок — куча! Капусту в кейс, и айда сюда!

— Годится… — произнес Краснодарский этаким безразличным тоном, а потом спросил: — Я слышал, у тебя какой-то кипиш был прямо у твоего дома?

— Какой кипиш? Когда? — насторожился Ростовский. Почему-то ему подумалось, что речь идет о похищенном сыне.

— Вроде сегодня, — осторожно ответил тот.

— У какого дома? В Москве, что ли?

— Да нет, в Болгарии.

Тут Андрей не выдержал:

— Слушай, Сема, чего ты мне уши трешь! Я ж отлично знаю, что ты в Болгарии хорошо оторвался в прошлом году. — Он намекнул на его похождения на Золотых Песках, когда тот даже в местной полиции побывал за пьяный дебош в ресторане. — Говори прямо, зачем позвонил? И кто тебе мульку толкнул о кипише?

— Хорошо. Прямо так прямо. Ты помнишь Косого?

— Твою правую руку, отлично помню, ты же меня сам с ним и знакомил.

— Так вот, ему кое-что поручили: парня одного вернуть надо на родину. И вдруг он выяснил, что тот парень у тебя, хотел с тобой побазарить, а тут эта заварушка, он и позвонил мне.

— Да что ты ходишь вокруг да около: кое-что поручили, кого-то вернуть… О ком речь-то? — Андрей начал терять терпение.

— Который сейчас у тебя, ну с Кавказа он…

— И чего надо? — Только теперь Андрей понял, что Семен толкует о пленнике Бешеного.

— Может, отдашь его Косому?

— С каких это пор ты, Семен Краснодарский, решил этих черножопых беспредельщиков брать под свою защиту? Мы от них Москву чистим, а ты?

— Ну что ты, Андрюша, это же бизнес! — воскликнул тот, сразу пойдя на попятную и почувствовав, что разговор для него становится несколько скользким. — Люди заплатили — мы делаем, вот и весь базар.

— Пусть вернет деньги твой Косой! — решительно отрезал Андрей. — Этот парень уже занят.

— Что, никак нельзя договориться? Знаешь, там крутые бабки светят!

— Мне и так светло, — съязвил Ростовский.

— Что ж, на нет и суда нет, — недовольно ответил Семен. — Счастливо отдохнуть!

— У меня уже отдых кончился, возвращаюсь в Москву.

— Значит, до встречи.

— Пока. — Андрей положил телефон на стол и повернулся к Савелию: — Ты все понял?

— А кто это?

— Некто из братвы звонил, — не стал уточнять Андрей.

— Значит, и их подключили? — Савелий покачал головой. — Выходит, нам не только от своих нужно ждать удара, но и от твоих.

— Что касается «твоих», не знаю, но от «моих», думаю, вряд ли, — заметил Андрей, правда, не слишком уверенным тоном, потом добавил: — Не нравится мне эта суета, Бешеный, ох, не нравится. Ты поразмышляй на досуге.

— Хлопотно это, — пожал плечами Савелий.

В это время Краснодарский звонил Косому.

— Ну что, перетер? — нетерпеливо спросил тот.

— Перетер.

— И как?

— А на хрена ты мне позвонил? Тебе поручили дело, вот и делал бы!

— Семен явно злился.

— Так еще ж не поздно.

— Еще как поздно! — изрек хозяин. — Во-первых, я уже засветился, во-вторых. Ростовский не придурок: сунешься, и за твоими костями болгары такую же машину пришлют и… никто не узнает, где могилка твоя, — пропел он. — Так что возвращайся в Москву, здесь будем думать, как заказчика с загривка сбросить…

Пока Ростовский помогал Савелию и пытался убедить его скорее развязаться со своим пленником, Эдик Рижский развил бурную деятельность, чтобы обнаружить, откуда ноги растут в этой истории с похищением сына Ростовского. С Андреем у них были очень тесные отношения. Появившись в любом, особенно незнакомом месте, Эдик тут же обращал на себя внимание почти всех присутствующих.

Это был прекрасно сложенный симпатичный парень лет тридцати пяти, и издалека его рост не был особенно заметен, но когда он оказывался вблизи, то многие сразу чувствовали себя рядом с ним карликами. Под два метра ростом, широкоплечий, могучий, килограммов за сто весом. При всем том очень добродушный, на первый взгляд даже чуть застенчивый человек. Его было весьма трудно вывести из себя, но стоило кому-то это сделать — тогда берегись: пощады не будет.

Особенно трепетно он относился к детям. Потеряв в результате несчастного случая своего единственного ребенка, Эдик не любил об этом не только рассказывать, но и вспоминать, а потому и мы не станем касаться этой истории.

Узнав, что у его близкого друга похитили сына, он так рассвирепел, что никто не позавидовал бы похитителям, окажись те в сей миг в его руках. Довольно быстро он установил, что похищение связано с деятельностью «Герата». Сложив два и два, Эдик без труда вычислил того самого чиновника, который угрожал Вишневецкому. Через считанные часы он уже о нем знал столько, сколько наверняка не знал про себя сам Жарковский.

Сначала Эдик хотел прижать где-нибудь эту сволочь и заставить его расколоться, но этот ход ставил под угрозу Сашу, а вот этого Эдик позволить не мог. Но тут его осенило: у этой мрази нужно взять что-то равноценное, на что волей-неволей он вынужден будет обменять сына Андрея. Это равноценное — его пятилетний сын. Действовать следовало быстро, и все вышло столь легко, словно это был постановочный фильм.