Приготовительная школа эстетики - [9]

Жан-Поль писал Якоби из Берлина 2 января 1801 года о своих взаимоотношениях с романтиками: «Я живу тут недурно с Тиком и Бернгарди (шлегелианцами); прежде чем расходиться во мнениях (divergieren), мы основательно сходимся (convergieren); ведь эта партия обладает настоящим поэтическим духом, тогда как враждебная ей лишена даже соответствующего душевного органа...» Но Жан-Поль тут же добавляет: «Дух для них — повсюду все, а форма его вочеловечения — безразлична» (П IV 45.3 — 7). «Вочеловечение» — это, как позднее у Зольгера (1815), вхождение идеи в материальную плоть жизни. Пренебрежение жизненным материалом — «нигилистическая» тенденция внутри новой поэтической школы, то есть тоже и внутри романтизма, тенденция, проходящая поперек этой новой школы и не дающая чистый тип нигилиста. Вот почему жан-полевский «нигилист» остался без реального прототипа. Прежде чем свести «нигилизм» (в «Малой заключительной школе») к просветительской теме писательской эрудиции, Жан-Поль сумел показать его в широких философских горизонтах. Являющийся в конце «Школы», перед лектором третьей ее части, пылкий поэтический юноша-шеллингианец, настроенный против гердеровской старческой вялости мысли и стиля, — это, видимо, Альбано жан-полевского «Титана»[42], герой, исполненный энтузиазма, душевно-богатый, — но вот и в этом своем загадочно являющемся в «Школу» юноше-энтузиасте, в этом антиподе нигилизма, Жан-Поль сумел обнаружить нигилистические нотки, — словно в них неотъемлемая черта борющейся с прозой поэтической партии...

Подражание. Очень не просто и жан-полевское понятие подражания. Оно-то и дало повод к различению «нигилистов» и «материалистов»

Термин «подражание» появляется в первом же параграфе «Эстетики», в начале (V 30.27), — как то уместно для эстетики или поэтики. Жан-Поль ссылается на Аристотеля, и комментаторам «Школы» данное определение («прекрасное, или духовное, подражание природе» кажется аристотелевским[43] Между тем это, конечно, не так: Жан-Поль не только берет Аристотеля, очевидно, из вторых рук, но он приводит столь общую формулу подражания, что она, наверное, удовлетворила бы самых разных эсгетиков на всем протяжении VIII века, эпохи Просвещения[44]. У Жан-Поля ничего аристотелевского не остается; его «прекрасное» (schon) — это «изящное», «художественное», понятие эстетики XVIII века, «природа» — философская «природа» XVIII века, отнюдь не аристотелевская[45]; «духовное» как будто должно внести какие-то различения в сущность «подражания», но затем оказывается синонимом «прекрасного» (V 30.31: «прекрасное, или духовное»). Для 1804 года это краткое жан-полевское, мнимо аристотелевское определение — архаично по стилю, по подбору слов.

Но, может быть, самое ценное в жан-полевском «определении» и есть его безликая и небрежная краткость, способная на своем месте, в начале богатой замысловатыми ходами мысли «Приготовительной школы эстетики», передать — без всяких дальнейших нюансов и разграничений — сам эстетический принцип просветительской эпохи, его суть.

Этот просветительский принцип является и принципом Жан-Поля, что, однако, не значит, будто Жан-Поль — эстетик-просветитель. Тут надо понять одну тонкость: ведь нельзя даже просто сказать, что Жан-Поль разделяет просветительский тезис о подражании природе. Но нельзя сказать и обратного!

Принцип подражания претерпевает одну и ту же судьбу у Жан-Поля — в теории и на практике, в поэтике и в поэзии.

Жан-полевский поэтический мир — как строится он в его романах и исследуется эстетически — заключает в себе два образующих его широких противодвижения:

1) природа вочеловечивается (V 38.18); ее внешняя форма становится индивидуально, субъективно окрашенным образом; в своем вочеловечении природа становится, наконец, выражением внутреннего — души, индивидуальности, личности;

2) природа пресуществляется в божественную плоть идеи (V 43.16).

Жан-Поль согласен называть этот процесс «представлением идей посредством подражания природе» (V 43.14). Это — переход идеи в материальный мир.

Противодвижения едины, и Жан-Поль стремится перекрыть их понятием подражания. Но, поступая так, он должен или разделить подражание — на подражание «внешнее» и «внутреннее» (то есть подражание материальной природе и миру души, реальности и идее), или разделить природу — на природу внутреннюю и внешнюю. Жан-Поль в своем § 4 предпочитает сказать так: «Поэзия подражает одновременно двойственной природе — внутренней и внешней» (V 43.11 — 12). Заметим попутно, что если бы Жан-Поль попытался ввести это свое уточнение в первоначальную «дефиницию», то она звучала бы так: «Поэзия есть прекрасное (духовное) подражание одновременно двойственной природе — внутренней и внешней»!

Жан-полевская природа двойственна: это 1) материальная природа; 2) природа внутренняя. Пресуществляясь и вочеловечиваясь, жан-полевская природа становится образным, духовным, психологическим космосом. Космичность ее уже заложена в образе ее описания — в образах вочеловечения и божественного пресуществления. Мир реальной, материальной, видимой природы заполняет весь этот космос — это одно движение и одна сторона, а с другой стороны, космос — это царство индивидуального, субъективного духа, души, царство психологического, материя воплощения человеческого Я, которое, однако, никогда не бывает и не может быть произвольно-субъективным романтическим Я, поскольку твердые, осязаемые, зримые контуры реального мира сдержат его. Жан-полевские противодвижения состоят в экспансии природы на мир духа и души и в экспансии душевного на материальный мир природы. Внутреннее, душа, осознает себя как