Пригоршня праха - [5]

Это был темно-гнедой пони с длинным хвостом и гривой. Ноги ему Бен оставил лохматыми. Он щипал траву, невзирая на попытки Джона поднять ему голову. До Громобоя уроки верховой езды проходили совсем по-другому. Джон трусил по загону на шетлендском пони по кличке Кролик, а няня, пыхтя, тащилась рядом, вцепившись в уздечку. Теперь он ездил как настоящий мужчина. Няня усаживалась на складном стульчике с вязаньем в руках вне пределов слышимости. Бен соответственно получил повышение. Из рабочего на ферме он прямо на глазах преобразился в конюшего. Шейный платок он заменил галстуком, который закалывал булавкой в форме лисьей головы. Бен был человек бывалый, он много чего повидал на своем веку.

Ни Тони, ни Бренда не охотились, но им очень хотелось приучить к охоте Джона. Бен предвидел время, когда конюшни заполнятся лошадьми, а управляющим назначат его; непохоже, чтоб мистер Ласт взял на такое место чужака.

Бен раздобыл два шеста с просверленными дырками и побеленную жердь и соорудил с их помощью посреди поля препятствие вышиной в два фута.

— Теперь полегонечку! Давай галопом и помедленней, а когда она снимется, пригнись — и перелетишь, как птичка. Держи ей голову на препятствие.

Громобой прорысил вперед, прошел два шага легким галопом, но перед самым препятствием сробел и, снова перейдя на рысь, обогнул его. Джон удержался в седле, бросив повод и обеими руками вцепившись в гриву; он виновато посмотрел на Бена, тот закричал: «На кой черт тебе ноги дадены, а? Вот, держи, хлестнешь ее, когда до дела дойдет». И передал Джону хлыст.

У ворот няня перечитывала письмо от сестры.

Джон отвел Громобоя назад и снова попытался взять препятствие. На этот раз они пошли прямо на жердь.

Бен крикнул: «Ноги!», Джон ударил пятками и потерял стремена. Бен воздел руки к небу, словно ворон пугал. Громобой прыгнул, Джон вылетел из седла и шлепнулся на траву.

Няня в ужасе вскочила.

— Что случилось, мистер Хэккет? Он убился?

— Ничего ему не будет, — сказал Бен.

— Ничего, мне не будет, — сказал Джон. — Громобой, по-моему, споткнулся.

— Еще чего, споткнулся. Просто ты распустил ноги, ядри их в корень, и сел на жопу. В другой раз не бросай повод. Так ты всю охоту загубишь.

С третьей попытки Джон взял препятствие и, взволнованный и дрожащий, потеряв стремя и вцепившись, как прежде, одной рукой в гриву, обнаружил, что усидел в седле.

— Ну, каково? Перелетел что твоя ласточка. Повторим?

Еще дважды Джон с Громобоем перепрыгивали через жердь, а потом няня велела идти домой пить молоко. Они отвели пони в конюшню. Няня сказала:

— О господи, курточку-то как измазал.

Бен сказал:

— Ты у меня вскорости на скачках призы будешь брать.

— Всего вам хорошего, мистер Хэккет.

— И вам, миссис.

— До свиданья, Бен. Можно, я вечером приду на ферму, посмотрю, как ты чистишь лошадей?

— Не мне решать. У няни спроси. Но знаешь что: у серой ломовой глисты завелись. Хочешь посмотреть, как я лекарство ей даю?

— Очень хочу. Нянь, можно я пойду, ну можно?

— Спроси у мамы. А теперь идем, хватит с тебя на сегодня лошадей.

— Не хватит, — сказал Джон, — совсем не хватит.

Дорогой он спросил:

— А можно, я буду пить молоко у мамы в комнате?

— Посмотрим.

Няня всегда давала уклончивые ответы вроде: «Поживем — увидим», «Это еще что за вопрос?», «Подрастешь — узнаешь», резко отличавшиеся от решительных и грубоватых суждений Бена.

— А что смотреть?

— Мало ли что…

— Ну, например?

— Например, посмотрим, будешь ты задавать глупые вопросы или нет.

— Глупая потаскуха, старая потаскуха.

— Джон! Как ты смеешь? Это еще что такое?

Вдохновленный успехом своей вылазки, Джон вырвался у няни из рук, пустился перед ней в пляс, распевая: «Старая потаскуха, глупая потаскуха», и таким манером дошел до боковых дверей. Когда они поднялись на порог, няня молча сняла с него гамаши; ее мрачный вид несколько отрезвил Джона.

— Ступай прямо в детскую, — сказала няня. — А я поговорю о твоем поведении с мамой.

— Няня, прости меня. Я не знаю, что это значит, но я не хотел это сказать.

— Ступай прямо в детскую.

Бренда наводила красоту.

— С тех пор, как Бен Хэккет стал его учить ездить верхом, ваша милость, с ним просто сладу нет.

Бренда плюнула в тушь.

— И все же, няня, что именно он сказал?

— Ой, да мне и выговорить стыдно, ваша милость.

— Чепуха, говорите. Иначе я могу подумать, что он сказал что-нибудь похуже.

— Уж хуже некуда… он назвал меня старой потаскухой, ваша милость.

Бренда поперхнулась в полотенце.

— Он вас так назвал?

— И не раз. Он выплясывал передо мной до самого дома и распевал во весь голос.

— Понятно… Что ж, вы совершенно правильно сделали, сказав мне об этом.

— Благодарю вас, ваша милость, но раз уж зашел разговор, я вам скажу, что, по моему разумению, Бен Хэккет очень уж торопится с этой ездой. Так недалеко и до беды. Сегодня утром мальчик упал с лошади и чуть не убился.

— Хорошо, няня. Я поговорю с мистером Ластом.

Она поговорила с Тони. Оба хохотали до упаду.

— Милый, — сказала она, — поговорить с ним надо тебе. Ты в серьезном жанре выступаешь куда лучше.

— А я считал, что «потаскуха» очень хорошее слово, — возражал Джон, — и потом Бен всех так называет.