Приглашение на чай к доктору Борзигу - [8]

Шрифт
Интервал

Борзиг. Не беспокойтесь ни о чем, пусть вас больше не мучают сомнения... Пойдемте ужинать... (Понизив голос.) Знаете, у вас были неплохие предшественники... вы, конечно, слышали о Надольте?..

Роберт. Да, я слышал о Надольте...

Борзиг. А знаете ли вы, что Надольт...

Роберт (прерывает его). Знаю, и именно это и навело меня на размышления.

Борзиг. Откуда вы знаете? Не понимаю...

Зёнтген. Пошли, господа, довольно секретничать.


Все уходят. Шаги...


(Слышен приглушенный голос Зёнтгена.) Доктор Борзиг, этого поэта мы должны заполучить, у него есть фантазия, превосходные идеи... Вы слышите, мы должны его заполучить!


Те же звуки, что и во второй сцене, но теперь уличный шум уже стих; голос диктора на вокзале монотонно бубнит. Время от времени доносятся отдельные слова: «...пересадка...», «...отправление...», «...двадцать три часа...», «Поезд следует до...», «Просим поторопиться».


Франциска. «...Когда начнется всемирный потоп, морские львята будут разъезжать на эскалаторе, который так и не остановится... окунь подцепит с люстры завтрак директора театра, бутерброд с яйцом, и невозмутимо сожрет его. Из людей останутся в живых только два школьника, прогулявших урок плавания ради того, чтобы взобраться на купол собора; самым безопасным местом окажется перекладина креста; водоворот вынесет к кресту кое-какие предметы, которые пригодятся ребятам: банку ананасного компота или целлулоидную утку — ее дали в придачу к полфунту маргарина... Рыбы будут охотнее всего метать икру возле шпилей готических соборов...»

Фрау Борзиг. Обидно, что отец уже не смог прочесть эти строки, ему бы они понравились.

Франциска. Мне они не особенно нравятся: может, это и хорошо звучит... но мне страшно, а я и так запугана. Ваш отец... В нашей школьной хрестоматии были напечатаны его рассказы. Такие хорошие рассказы. Зачем вы пришли? Сказать, чтобы я не верила этим рассказам?

Фрау Борзиг. Я боялась, как бы вы не согласились на такую жизнь, какую вела я. Толстый слой ваты отгородит вас от мира... и вы станете ужасно рассудительны. Вас будут пичкать порошками, пилюлями и таблетками в красивой упаковке... у вас появятся прелестные дочери и зятья — кумиры модных портных... плечи, талия, бедра — как у манекенов. При этом они образец интеллектуальности, интеллектуальности высшей марки.

Франциска. Может, вы и жили так, но я буду жить иначе.

Фрау Борзиг. Для этого я и пришла сюда. Я никогда ни с кем не откровенничала, никогда ни во что не вмешивалась. Только когда я увидела вас и его... когда узнала, что он должен делать то же, что делал мой отец... (Горячо.) Знаете ли вы, что такое пантотал?

Франциска. С раннего детства. Пантотал...

Фрау Борзиг (резко прерывает ее). Массовый психоз... и ничего больше. Концерн продал миллионы коробок пантотала, отец писал к ним стихи, а мой муж распространял эти стихи по всему миру. Вот я и говорю...

Франциска. Дайте мне время подумать... Я ведь его предостерегала, но теперь не хочу злорадствовать. Глупо говорить: «Видишь, я была права». У нас ведь еще есть время.

Фрау Борзиг. У вас не так уж много времени, не обольщайтесь. Изо дня в день, из года в год вы будете ждать, что наконец-то начнется настоящая жизнь, но она так и не начнется... Густая пыль покроет все кругом, и время будет глядеть на вас глазами удава. Вы сами перестанете понимать, какое оно — бездушное или коварное... Ваша жизнь пройдет под знаком того, что будет написано в его договоре с фирмой: «Интересы ОРАМАГа превыше всего». Вы можете как угодно менять буквы в слове «ОРАМАГ»... переберите хоть весь алфавит, ничего от этого не изменится.

Франциска. Если вы думаете, что ничего не изменится, зачем вы тогда пришли?

Фрау Борзиг. Не отступайте ни на шаг, как отступила я, не давайте себя усыпить, не слушайте голоса благоразумия. Жизнь вынуждает делать многое, что нам не нравится... плохо, когда это начинает нравиться. Нельзя потакать тупости, как бы ее ни прославляли...

Франциска. У Роберта был очень жалкий вид?

Фрау Борзиг. Да нет, вид у него был совсем не жалкий. Но ему вообще не следовало с ними говорить. Их слова постепенно убаюкивают, они текут тонкой струйкой, как песок... Годы заносит песком, будто речную дельту... Люди десятилетиями глотают песчинки, одну за другой, а потом вдруг спохватываются: на дне их души образуется тяжелый как свинец осадок: лень и тоска... Сито оказалось недостаточно частым. Пуще всего опасайтесь благодушия — этой самой липкой и мягкой грязи... Плохо не то, что они переделали его сочинение о Бехере, плохо то, что он согласился с купюрами. Нет ничего более дурацкого, чем юбилейные издания фирм. Кто их принимает всерьез? Глупейшая штука... но пусть они творят эти глупости сами.

Франциска. Не хочу... Не хочу, чтобы мир превратился в сплошные штампы. Не хочу в один прекрасный день вжиться в штамп и почувствовать себя как в собственной шкуре! Не желаю быть даже самым частым ситом, сквозь которое проходят мельчайшие песчинки... я хочу быть стеклянной, чтобы не пропускать сквозь себя ничего... Но у меня еще есть время.

Фрау Борзиг. Да, время у вас еще есть. Но не зевайте, не то время распорядится вами по-своему. Время как повилика: незаметно оно обвивается вокруг нас, и вдруг вы понимаете, что попались в ловушку — время высосало из вас все соки, задушило... Сама не знаю, зачем я пришла сюда: ради вас или ради себя. Но берегитесь, не то вас засосет мягкая тина благоразумия и все кончится тем, что вы решите: Бога было необходимо распять... Не давайте Роберту у них работать. Иначе вас начнет подташнивать по утрам и вы сами не будете знать отчего.


Еще от автора Генрих Бёлль
Бильярд в половине десятого

Послевоенная Германия, приходящая в себя после поражения во второй мировой войне. Еще жива память о временах, когда один доносил на другого, когда во имя победы шли на разрушение и смерть. В годы войны сын был военным сапером, при отступлении он взорвал монастырь, построенный его отцом-архитектором. Сейчас уже его сын занимается востановлением разрушенного.Казалось бы простая история от Генриха Белля, вписанная в привычный ему пейзаж Германии середины прошлого века. Но за простой историей возникают человеческие жизни, в которых дети ревнуют достижениям отцов, причины происходящего оказываются в прошлом, а палач и жертва заказывают пиво в станционном буфете.


Где ты был, Адам?

Бёлль был убежден, что ответственность за преступления нацизма и за военную катастрофу, постигшую страну, лежит не только нз тех, кого судили в Нюрнберге, но и на миллионах немцев, которые шли за нацистами или им повиновались. Именно этот мотив коллективной вины и ответственности определяет структуру романа «Где ты был, Адам?». В нем нет композиционной стройности, слаженности, которой отмечены лучшие крупные вещи Бёлля,– туг скорее серия разрозненных военных сцен. Но в сюжетной разбросанности романа есть и свой смысл, возможно, и свой умысел.


Групповой портрет с дамой

В романе "Групповой портрет с дамой" Г. Белль верен себе: главная героиня его романа – человек, внутренне протестующий, осознающий свой неприменимый разлад с окружающей действительностью военной и послевоенной Западной Германии. И хотя вся жизнь Лени, и в первую очередь любовь ее и Бориса Котловского – русского военнопленного, – вызов окружающим, героиня далека от сознательного социального протеста, от последовательной борьбы.


Глазами клоуна

«Глазами клоуна» — один из самых известных романов Генриха Бёлля. Грустная и светлая книга — история одаренного, тонко чувствующего человека, который волею судеб оказался в одиночестве и заново пытается переосмыслить свою жизнь.Впервые на русском языке роман в классическом переводе Л. Б. Черной печатается без сокращений.


Дом без хозяина

Одно из самых сильных, художественно завершенных произведений Бёлля – роман «Дом без хозяина» – строится на основе антитезы богатства и бедности. Главные герои здесь – дети. Дружба двух школьников, родившихся на исходе войны, растущих без отцов, помогает романисту необычайно рельефно представить социальные контрасты. Обоих мальчиков Бёлль наделяет чуткой душой, рано пробудившимся сознанием. Один из них, Генрих Брилах, познает унижения бедности на личном опыте, стыдится и страдает за мать, которая слывет «безнравственной».


Бешеный Пес

Генрих Бёлль (1917–1985) — знаменитый немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии (1972).Первое издание в России одиннадцати ранних произведений всемирно известного немецкого писателя. В этот сборник вошли его ранние рассказы, которые прежде не издавались на русском языке. Автор рассказывает о бессмысленности войны, жизненных тяготах и душевном надломе людей, вернувшихся с фронта.Бёлль никуда не зовет, ничего не проповедует. Он только спрашивает, только ищет. Но именно в том, как он ищет и спрашивает, постоянный источник его творческого обаяния (Лев Копелев).