Придворное общество - [124]

Довольно верное метафорическое выражение того, что мы наблюдаем здесь, — образ подъема и спуска по винтовой лестнице, вполне многомерная модель. Человек поднимается в башне с винтовой лестницей с одного этажа на следующий. Взойдя туда, он не только получает иную перспективу обзора той местности, где стоит его башня. Глядя вниз, он видит и себя самого на той прежней ступени, откуда он только что поднялся. Это приблизительно соответствует тому, что можно наблюдать в этом раннем сдвиге самодистанцирования. Люди в большей степени, чем прежде, способны к наблюдению за самими собой; однако они еще не в состоянии осознать, что они уже находятся на стадии людей, которые сами за собой наблюдают. Это становится возможно только при восхождении на более высокое плато развития, к следующей ступени самодистанцирования, на которой открываются перспективы, весьма отличные от имевшихся на предшествующей ступени. На ступени этого следующего восхождения мы пребываем в настоящее время. Мы уже способны дистанцироваться от сдвига дистанцирования, достигнутого в эпоху Ренессанса, оглянуться на него и, таким образом, в известном смысле, наблюдать себя самих восходившими на предшествующее плато. Таким способом мы в то же время и лучше понимаем то направление, в котором можем двигаться далее.

9.

Королевские дворы были не единственными конфигурациями, которых образовывавшие их люди развивали у себя повышенный самоконтроль, а вместе с ним и повышенную дистанцированность от природы, друг от друга и от самих себя. Однако дворы были одной из первых и в течение известного времени, несомненно, самой могущественной из таких конфигураций. Дворы имели самую обширную сферу влияния. Всего нескольких взятых из одного-единственного источника примеров будет здесь достаточно для того, чтобы пояснить, по крайней мере, некоторые симптомы этого всеобъемлющего изменения людей.

В первом и втором десятилетии XVII века во Франции были постепенно опубликованы части огромного романа, который нашел большой отклик в кругах формирующегося придворного общества. Одно время он составлял литературное средоточие своего рода культа, светских увеселений, игр и бесед. Еще и сегодня он обращает на себя внимание историков как заметная веха в литературе этой эпохи. Сегодня мы уже не сможем читать его с тем же удовольствием, с каким его читали современники. Однако именно в этом заключается для нас вызов, исходящий от подобного выдающегося и некогда модного литературного свидетельства прошедшей эпохи. Когда мы перестанем смотреть на него только как на книгу и литературный продукт, когда мы станем рассматривать его одновременно как свидетельство об облике людей, которые находили в нем выражение для определенного набора своих склонностей, чувств и способов переживания и поведения, — тогда мы сумеем лучше понять и самих этих людей.

Мы говорим о романе «Астрея» Оноре д’Юрфе. Роман был продуктом того периода, когда даже те представители дворянства, которые выросли в традициях независимого военно-сеньориального дворянства, начали постепенно осознавать необратимость происходящих изменений. Баланс власти смещался в пользу королей и их представителей, или, иными словами, происходил рост полномочий власти центрального правительства за счет региональных и локальных владетельных слоев, обладавших прежде большей мерой самостоятельности. Оноре д’Юрфе сражался в гражданских войнах на стороне католической Лиги против протестантских армий, ведомых Генрихом Наваррским, будущим Генрихом IV. Он был взят в плен, отпущен на свободу и снова пленен и, наконец, на некоторое время эмигрировал. Он происходил из семьи состоятельных и, на местном уровне, высокопоставленных провинциально-сельских дворян, имевших тесные связи с Италией, с Савойским двором, с князьями Церкви. Д’Юрфе был воспитан в духе итальянского и французского Ренессанса. Он не был придворным, но получил придворное образование. Д’Юрфе принадлежал к лагерю побежденных, и теперь он заключил мир с королем, который, наконец, даровал мир уставшим от гражданских войн людям.

Д’Юрфе посвятил свою «Астрею» Генриху IV. «Итак, примите ее, Ваше Величество, — писал он, — не как простую пастушку, а как творение собственных Ваших рук. Поистине, можно сказать, что Ваше Величество — творец ее, ибо Вам вся Европа обязана покоем и миром».

Мы видим здесь, что значит выражение: «дверь во дворец захлопнулась». Длительный общественный процесс вступил в фазу прорыва на новое плато, или, как часто говорится, на новую ступень. В его ходе на место воинского и землевладельческого дворянства, опиравшегося преимущественно на натуральное хозяйство, приходит в качестве элитного слоя придворная аристократия с опорой, в первую очередь, на денежную экономику. В соответствии с нынешним состоянием развития языковых средств подобный прорыв к новой конфигурации людей отчасти, вероятно, можно и нужно выражать с помощью сравнительных терминов. Но в то же время его следует анализировать также и как несводимую к количественным соотношениям смену конфигураций, в центре которой стоит (поддающееся четкому определению) изменение распределения власти между людьми и изменение самих людей. Категориальные различения, подобные введенному нами прежде различию между «воинским дворянством» и «аристократией», указывают на подобную смену облика групп и лиц. Но понятия вроде «феодальное дворянство» и «аристократия» используются обычно без опоры на такую социологическую теорию, которая позволяет поставить различные типы наблюдаемых в истории формаций дворянства в ясные отношения друг к другу и к структурным изменениям общества в целом.