Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века - [127]
(Ломоносов, VIII, 662–663)
Топику и фразеологию переложения оды Руссо предвосхищают уже ломоносовские строки 1757 г. о нападении прусского короля на Саксонию:
(Там же, 635)
Антимилитаристская риторика, на которой строится ода Руссо, была востребована в европейской публицистике Семилетней войны. В 1756 г. Воронцов пересылал русскому представителю в Париже переведенное Ломоносовым язвительное послание Вольтера к Фридриху о военных событиях:
(Там же, 616–617, 1057–1058)
Одному из антипрусских памфлетов 1757 г. «о происшествиях нынешней войны» были в качестве эпиграфа предпосланы стихи Вольтера 1741 г. о вторжении Фридриха в Силезию:
(Voltaire 91, 445, D2444; TKC 1757, 912)
В оде Руссо обличение «зверска неспокойства» отправляется от идеализированного образа монархии, воплощенного в фигурах римских императоров Августа и Тита (Ломоносов, отступая от традиции, именует его «Веспазианом»):
(Ломоносов, VIII, 663–665)
В том же 1760 г., когда увидели свет русские переводы оды «К счастью», Фор использовал ее мотивы для апологии союзников по антипрусской коалиции:
Rome, moins agitée, semble excuser les prémiéres actions d’Octave, en faveur du tems, où il fut intéresser les Beaux Arts à sa gloire. Que ne feront-ils pas pour nos souverains constamment vertueux, & toûjours plus jaloux de régner sur les cœurs? Par la violence on soûmet des Provinces; l’amour seul donne des sujets. <…> Si les Beaux Arts annoncent cet arrêt à la bravoure inquiéte, aux témérités dangéreuses des Héros; s’il attestent que la sagesse & la modération, soutenuёs par la valeur, font seules les grands Princes, les Nations désabusées distingueront les lauriers d’Alexandre d’avec ceux de Titus <…> elles verront chez les descendans des Massagétes intrépides un Législateur forcer ses sujets à être heureux, & auguste fille les conduire de l’admiration à la reconnoissance <…> elles verront enfin Elizabeth régner <…> sur ses peuples, comme l’Astre beinfaisant du jour régne sur notre monde <…> Oui, que l’incendiaire Attila périsse dans l’oubli! nos autels seront toûjours pour les bienfaiteurs du genre humain.
[Успокоенный Рим, кажется, извиняет первые действия Октавия ради тех времен, когда он сделал изящные искусства соучастниками своей славы. Чего не совершат они ради наших владык, неизменно добродетельных и неизменно ревнующих властвовать над сердцами? Насилием покоряют области; только любовь дарует подданных. <…> Если изящные искусства объявляют этот приговор буйной отваге и опасной дерзости героев, если они свидетельствуют, что единственно мудрость и умеренность при поддержке доблести производят великих монархов, выведенные из заблуждения народы отличат лавры Александра от лавров Тита <…> они узрят, как среди потомков неустрашимых массагетов законодатель принуждает своих подданных быть счастливыми, а его царственная дщерь ведет их от восхищения к благодарности <…> они увидят, наконец, Елизавету, правящую <…> своими народами, как благодетельное дневное светило царствует над миром <…> Да, пусть сгинет в забвении поджигатель Атилла! наши алтари навечно посвящены благодетелям рода человеческого.] (Faure 1760, 11, 13–14)
Столкновение Пруссии с ее противниками Фор рассматривает как борьбу двух типов монархического правления – тех самых, которые различают Руссо в оде «На счастье» и Фридрих в приводившемся выше отрывке из «Анти-Макиавелли»: «Есть два способа, как можно быть государю великим: один завоеванием земель, когда распространяет храбрый государь свои границы силою орудия своего; другой добрым государствованием: когда приводит трудолюбивой государь в своей земле в приращение все художества и науки, делающия оную силнее и благонравнее». У Фора, как и у Фридриха, покровительство искусствам фигурирует в качестве одного из элементов «доброго государствования»; по словам Фора, благодаря искусствам подданные видят «человека в своем монархе» («les Arts <…> donnent au sujets des hommes dans leurs Princes» – Faure 1760, 6); ср. в сумароковском переводе оды Руссо:
Научная дискуссия о русском реализме, скомпрометированная советским литературоведением, прервалась в постсоветскую эпоху. В результате модернизация научного языка и адаптация новых академических трендов не затронули историю русской литературы XIX века. Авторы сборника, составленного по следам трех международных конференций, пытаются ответить на вопросы: как можно изучать реализм сегодня? Чем русские жанровые модели отличались от западноевропейских? Как наука и политэкономия влияли на прозу русских классиков? Почему, при всей радикальности взглядов на «женский вопрос», роль женщин-писательниц в развитии русского реализма оставалась весьма ограниченной? Возобновляя дискуссию о русском реализме как важнейшей «моделирующей системе» определенного этапа модерности, авторы рассматривают его сквозь призму социального воображаемого, экономики, эпистемологии XIX века и теории мимесиса, тем самым предлагая читателю широкий диапазон современных научных подходов к проблеме.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В своем последнем бестселлере Норберт Элиас на глазах завороженных читателей превращает фундаментальную науку в высокое искусство. Классик немецкой социологии изображает Моцарта не только музыкальным гением, но и человеком, вовлеченным в социальное взаимодействие в эпоху драматических перемен, причем человеком отнюдь не самым успешным. Элиас приземляет расхожие представления о творческом таланте Моцарта и показывает его с неожиданной стороны — как композитора, стремившегося контролировать свои страсти и занять достойное место в профессиональной иерархии.
Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии.
Для русской интеллектуальной истории «Философические письма» Петра Чаадаева и сама фигура автора имеют первостепенное значение. Официально объявленный умалишенным за свои идеи, Чаадаев пользуется репутацией одного из самых известных и востребованных отечественных философов, которого исследователи то объявляют отцом-основателем западничества с его критическим взглядом на настоящее и будущее России, то прочат славу пророка славянофильства с его верой в грядущее величие страны. Но что если взглянуть на эти тексты и самого Чаадаева иначе? Глубоко погружаясь в интеллектуальную жизнь 1830-х годов, М.
Книга посвящена истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века: времени конкуренции двора, масонских лож и литературы за монополию на «символические образы чувств», которые образованный и европеизированный русский человек должен был воспроизводить в своем внутреннем обиходе. В фокусе исследования – история любви и смерти Андрея Ивановича Тургенева (1781–1803), автора исповедального дневника, одаренного поэта, своего рода «пилотного экземпляра» человека романтической эпохи, не сумевшего привести свою жизнь и свою личность в соответствие с образцами, на которых он был воспитан.