Придорожная собачонка - [26]

Заноза

Год за годом он думал о том, чего избежал, и одной этой мысли было достаточно, чтобы ощутить счастье. Ведь когда он нелегально пересекал границу, его, например, могла постичь участь его соученика по гимназии имени короля Сигизмунда Августа, просидевшего в лагерях шестнадцать лет. Воистину днем и ночью, непрестанно, мысли о страданиях виленских друзей в лагерях и шахтах Воркуты были лейтмотивом его долгой жизни, хотя те, кто составлял его биографию, не подозревали об этом. Мысленно он отождествлял себя с узниками полярной ночи и потому испытывал восторженную благодарность за каждый восход солнца и каждый кусок хлеба. Однако этим же объяснялось щемящее чувство обиды на так называемый Запад, сидевшее в нем занозой. Он не мог простить живущих в западном мире людей, причем не только интеллектуалов, предпочитавших искать абсолютную тиранию где угодно, лишь бы подальше от них, но и всех обитателей западных стран, общей чертой которых было нежелание осознать правду.

Он спрашивал себя: что можно поделать с этой занозой? Честнее всего было бы взять на себя труд возвестить истину. Увы, Империя Лжи была могущественна, и простодушные собиратели информации ничего не могли ей противопоставить, поскольку добытые ими чудовищные факты изображались как измышления реакционеров. Требовалась более продуманная тактика. Кое-кто, мучимый той же обидой, соглашался служить Империи и таким способом отплатить подлым политикам Запада. Он же, после долгих колебаний, избрал иной путь. Научился годами делать вид, будто он, как подобает поклоннику разума, человек культурный, прогрессивный, широкий, терпимый, — и так стал одним из них, западных светил, но со своим, особым знанием, которое тщательно скрывал. Его книги получили признание, их подробно анализировали, но ни один критик не догадывался, что за философским содержанием стоит картина мук и несчастий, взывающих к небу о мести. Только память об узниках Воркуты позволяла безошибочно различать добро и зло, и всякий, кто хранил ее, был для государства-чудовища страшнее любых полков и армий.

Процесс

В городишке С. проходил судебный процесс; в зале присутствовали семьи обвиняемых и дамы из местной интеллигенции. Дамы явились в суд ради молодого красавца прокурора, весьма популярного в обществе. На скамье подсудимых — пятеро юношей, учеников еврейской гимназии, гордых, как того требовали каноны революционной литературы, своей преданностью делу. Прокурор распускал перья и токовал перед дамами, умело доказывая, что найденные у подростков книги и журналы неопровержимо свидетельствуют о принадлежности подсудимых к коммунистической ячейке.

Исаак, младший из Обвиняемых, был единственным сыном модистки — если так можно назвать ту, что исполняла капризы местных щеголих, переделывая старые шляпки по модам, доходившим из далеких столиц. Заработков ей едва хватало, чтобы содержать себя и сына; на адвоката денег не было. И все же Исаак не мог с чистой совестью считать свое происхождение пролетарским и в соответствующей графе с сожалением писал «мелкобуржуазное».

Какой поэзии под силу возвысить столь прозаическую тему? Убогий смрадный городишко, прокурор, который впоследствии не мог без жгучего стыда вспоминать свое кривляние, дамы — супруга доктора, супруга адвоката и супруга полковника со своими флиртами — единственной яркой деталью их ничтожного бытия. И Исаак, которому не хватило жизни, чтобы успеть разочароваться в великой идее.

Один поэт

Этот поэт всю жизнь прожил в тихом провинциальном городе во времена, когда не было ни войн, ни революционных переворотов. По стихотворениям можно восстановить круг близких ему лиц. Это отец и мать, загадочная тетя Аделя, ее муж Виктор, некая молодая особа по имени Хелена и близкий друг, владелец местной типографии и философ, Корнелиус. И этих нескольких персонажей оказалось достаточно, чтобы рождалась поэзия, то низвергающаяся в пропасть, то восторженно воспаряющая, — свидетельство темных страстей, грехов и страхов. Отсюда можно сделать вывод, что значимость произведения не измеряется значимостью событий, так или иначе побудивших автора к его созданию.

Наверняка факты, о которых мы догадываемся, не очень-то важны для истории человечества. Была ли Аделя любовницей отца поэта, позволял ли это ее муж и почему, ревновал ли поэт или просто принял сторону матери, как выглядела его связь с Хеленой и не получился ли там любовный треугольник с участием Корнелиуса — воистину эти события человеческого микрокосма слишком обыденны, чтобы придавать им значение. Но какова глубина этих строф, если зашифрованные в них обычнейшие человеческие драмы разгораются ярчайшим блеском, какова сила преображения того, что составляет саму ткань повседневного быта, в удивительно мускулистое тело стиха!

Эти стихи — предостережение всем тем, кто завидует поэтам с богатой биографией, имеющим в своем распоряжении картины горящих городов, метаний обезумевшего населения и топчущих чужую землю вражьих когорт.

Отцовские заботы

— Зря вы сокрушались по поводу неудачного сына. Конечно, человеку солидному и трудолюбивому неприятно смотреть на лодыря, который не способен ничего заработать, только рисует какие-то картинки и всю жизнь сидит у отца на шее. Но если бы не он, никто бы сейчас не знал о торговце из Экса. Он прославил ваш род, ведь его признали гением. А если говорить о деньгах, то весь Экс, в котором дети швыряли в чудака камни, можно было бы купить за те деньги, что стоят его картины.