Приднестровский беспредел - [5]

— Да не знаю, браток, откуда? Я уж через границу месяца два не мотался…

По лицу пограничника было видно, что ему на все это абсолютно наплевать.

— Без паспорта ты не имеешь права пересекать границу… — произнес он холодно. — Так что возвращайся обратно…

Проводив взглядом проезжающий под поднятым шлагбаумом автобус, Миха вздохнул и направился в село.

Словив у продмага местного голдыря, после пяти минут разговора он уже знал все то, что стратеги древности называли «тактикой и местоположением». Тымково располагалось по обе стороны границы. На той стороне оно называлось Броштяны. Граница проходила в середине села по мелкому извилистому ручью. И пересечь ручей — пара пустяков.

Сделав небольшой крюк, минут через пятнадцать Миха оказался уже на территории Приднестровья. Он поплутал по улочкам, несколько раз спрашивал дорогу и вскоре вышел к пограничному посту Приднестровской Молдавской Республики. Это была времянка с красным, перечеркнутым зеленой полосой, флагом и крупно выведенными вдоль борта буквами «ПМР». Под стенкой сидели несколько одетых в синие бушлаты людей с автоматами на коленях. Ни секунды не задумываясь, Миха подошел к ним.

— Здорово, мужики!..

— Здорово… — вразнобой ответили они, не спуская с него вопросительных взглядов.

— Следующий автобус скоро будет?

— А ты кто такой?

— Я?.. Я — местный, из Броштян, — твердо ответил Миха.

— Местный? — недоверчиво переспросил один из приднестровцев, как показалось Михе, старший. — Какого же ты расписания не знаешь?

— Да мало ли… Может, из-за нового пропускного режима чего изменили…

— Скоро, — после паузы ответил приднестровец.

— Ни хера не изменили…

— А ты куда едешь? — поинтересовался другой.

— В Рыбницу, — с готовностью ответил Миха. — В добровольцы, — и в качестве пояснения добавил: Война ведь…

После такого объяснения приднестровцы сразу потеряли к Михе всяческий интерес.

Он присел рядом и закурил.

— Мужики, а куда обращаться в Рыбнице?

— Да это очень просто, — хмыкнул старшой, кажется, радуясь какому-то разнообразию. — Сейчас я тебе объясню…

В Рыбнице он вышел из автобуса на круге у самого моста через Днестр, где с одной стороны бензоколонка, а с другой — высотные дома — «свечи». Он присел на скамейку, закурил и не спеша, с расстановкой осмотрелся. На мосту виднелись укрепления из бетонных плит с надписью «ПМР — оплот интернационализма!» и красно-зеленым флагом. Рядом находился дот, переделанный из металлургического ковша. Чуть дальше, у поворота, стояли два обшитых броней «Камаза» и бэтээр. Повсюду суетились вооруженные люди. Миха удовлетворенно кивнул сам себе, поднялся и направился к первой попавшейся кучке разномастно одетых военных людей.

— Мужики, как пройти в военкомат?

— А ты кто такой? — с подозрением взглянул на него ближайший — крепыш средних лет в ветхом пальтишке и старенькой шапке-ушанке. Остальные сгрудились вокруг, готовые, если что, дергать затворы и арестовывать все, что шевелится.

«Ох уж эти мне ополченцы… Регулярные вояки, наверное, были бы поспокойнее…» — подумал Миха, а вслух сказал: — Я приезжий. С Украины, — и добавил на всякий случай: — Доброволец.

— Доброволец? — протянул крепыш. — А почем я знаю, что ты доброволец, а не, скажем, «бурундук» с той стороны?

— А что, с той стороны тоже сразу в военкомат просятся? — без тени улыбки спросил Миха.

Крепыш добродушно хмыкнул, руки его на автомате расслабились. Некоторые из ополченцев заулыбались.

— Серьезный парень, верно, Василич? — спросил кто-то.

— Серьезный, — согласился крепыш и, пихнув Миху локтем, указал вдоль улицы. — Туда. Пойдешь прямо, в сторону центра, потом… — он неожиданно замолчал, несколько секунд подумал и сказал: — Да ладно, все равно ведь заблудишься. Ты же города совсем не знаешь, да? Пойдем отведу. Мне все равно туда надо…

— За новичками сходишь, Василич? — спросил кто-то.

— Да, схожу, — кивнул Василич, — а то пока уазик этот дождешься — бобика родишь.

«Не доверяет, что ли? — усмехнулся про себя Миха. — Интересно, кто такие эти „бурундуки?“».

Они с Василичем зашагали по улице. Из-за облаков пробилось солнце. Заметно потеплело.

«Ох уж эта мне весна!..» Миха не любил весну. Его раздражали возбужденно набухающие женскими сосками почки на деревьях, кокетливо-капризное солнышко, слюнявые подтеки на крышах, весь этот пахнущий свежестью грандиозный обман зарождения новой жизни. Он терпеть не мог праздничного настроения природы, которое заставляет кровь быстрее бежать по венам, растет, растет, пухнет, чтобы в результате закончиться ничем. «Осень гораздо предпочтительнее. Честное умирание. Без выкрутасов. Чинно, красиво и величественно. А весна… Листочки зеленеют, комарики жужжат. Коты орут. Радостно так. А через полгода — листья сгнили, комары сдохли, коты заткнулись. Так на хера, спрашивается, весь этот цирк?..» Он называл весну «сопливым» временем года. «Подбери сопли, девчонка, — улыбнулся он про себя, оглядываясь по сторонам. — А то подскользнешься.»

Сейчас — по Кирова. Потом — на Гвардейскую, и на месте, — сообщил Василич.

— Закурить не будет? — притормозил Миха.

— На, — протянул ему Василич сигарету.

— «Дойна»? Никогда не видел таких.