Приди, рассвет - [29]

– Отпусти меня, пожалуйста! Что ты делаешь? Ты ведь сказал, что отпустишь меня...

– Я сказал, чтобы ты попробовала сказать. Но ты назвала меня продажным наемником.

Меллиора скрипнула зубами, но затем подумала, что ей и в самом деле следует взять себя в руки. Она должна притвориться, что соглашается с ним, какую бы чушь он ни нес, если она хочет освободиться.

– Я замерзла. Пожа...

– Разумеется, замерзла. Ты промокла и к тому же голая.

– Пожа...

– И ты сама полезла в эту мерзкую холодную реку.

– Я знаю, почему я замерзла...

– Я тебя нисколько не согреваю? – спросил он. Меллиора покачала головой.

– Ты морозишь меня, – тихо сказала она. – Никогда в жизни мне не было так холодно.

– А тебе все еще страшно?

Меллиора нахмурилась. Конечно же, ей страшно. Однако она никогда-никогда не скажет ему об этом.

– Такие трусы, как ты, не могут меня испугать, – ответила она.

– Жаль. А я хотел было отпустить тебя.

– Ой! – воскликнула она. – Я боюсь, мне страшно, пожалуйста, отпусти меня!

Он склонился к ней.

– Ты не боишься, и тебе не следует меня бояться. Ты думаешь, что твое происхождение и королевская рука могут тебя защитить. Это не так. Ты рядом со мной, я не отпущу тебя, и ты не знаешь, что я собираюсь делать. Тебя опекает король. То есть, миледи, он владеет тобой. Ты затеяла рисковое дело и, следовательно, виновна в измене.

– Нет! Я ничего не сделала, только...

– Оказалась на берегу реки, голая и озябшая, вместе с незнакомцем, который в десять раз сильнее тебя.

Меллиора молча смотрела на мужчину. Если он и в самом деле предан королю, то не тронет ее. И она докажет, что подлинная сила заключается в уме человека.

Она на момент закрыла глаза, затем снова посмотрела на него и с дрожью в голосе сказала:

– Пожалуйста! Я начинаю бояться тебя... И мне так холодно. И я была не права. Если хочешь, доставь меня к Давиду, пожалуйста, доставляй. Я попрошу его простить меня. Мне... так холодно.

Она снова закрыла глаза. Ее била дрожь. Она не так уж сильно и лгала. Губы у нее действительно посинели от холода, ей действительно было страшно, и она понимала, что убежать не удастся.

– Почему-то я тебе не верю, – пробормотал мужчина. Меллиора открыла глаза и встретила его взгляд.

– Не знаю, – нехотя процедила она. – Я говорю правду.

Он покачал головой.

– Ты лгунья. Жалкая, маленькая лгунья, но мы это исправим.

Он поднялся на ноги. Меллиора стала отползать в сторону, боясь, что он хочет помочь ей встать.

– Нет, не надо, – просительным тоном сказала она. – Не прикасайся ко мне. Я встану и пойду сама.

Меллиора, покачиваясь, поднялась. От холода у нее стучали зубы, и она обхватила себя руками. Кажется, никогда в жизни она не чувствовала себя столь уязвимой. Прежде чем лезть в воду, мужчина разделся, однако на нем еще оставалась вязаная шерстяная рубашка, и он стал стягивать ее через голову. Меллиора отпрянула от него, но он нетерпеливо прикрикнул на нее, притянул к себе и накинул на нее теплую рубашку. Что ж, это было лучше, чем ничего. Она стояла неподвижно, опустив голову и трясясь всем телом.

– Пошли!

Он взял Меллиору за руку, и они двинулись по берегу к лодке, прибившейся к песчаной отмели. Меллиора спотыкалась – и вовсе не оттого, что выражала свой протест, а просто потому, что с трудом могла передвигать ноги. Снова чертыхнувшись, мужчина остановился и подхватил ее на руки. Чтобы не упасть, она вынуждена была прильнуть к нему, всем телом ощущая его недюжинную силу. Меллиора в смятении подумала, что этот человек вовсе не был чьим-то слугой, мечтающим стать рыцарем; он уже давно был воином, рыцарем, одним из людей короля, хорошо обученным и владеющим оружием.

Мужчина вошел в лодку, посадил Меллиору на сиденье и оттолкнулся от берега. Он показал на накидку и платье, лежавшие в лодке с того времени, когда Меллиора в первый раз покинула ее, – кажется, это было целую вечность назад!

– Оденься.

Меллиора взяла вещи и хотела надеть их поверх его рубашки.

– Миледи, я хотел бы получить свою рубашку назад, если ты не возражаешь.

Меллиора некоторое время молча смотрела на него, чувствуя, как в ней снова поднимается гнев. Ему нравилось дразнить ее. Пусть так, отлично. Он был человеком короля. И имел наглость шутить по поводу ее «благородного тела».

Она швырнула ему рубашку. Он поймал ее. Их взгляды встретились. Холодный бриз овевал обнаженное тело Меллиоры, но она не спешила, делая вид, что не может найти платье в куче одежды. Когда платье все-таки было найдено, Меллиора притворилась, что никак не может натянуть его через голову. А затем, уже одевшись, вдруг испугалась, что, дразня мужчину, зашла слишком далеко, поскольку он сидел совсем рядом, почти касаясь ее, и тянулся за ее накидкой. Одним движением он набросил капюшон ей на голову. И сел на место, устремив на нее взгляд. Меллиора его выдержала.

Взяв рубашку, он принялся натягивать ее, и в это мгновение весло стало выскальзывать из уключины.

– Весло! – крикнула Меллиора.

Ее спутник потянулся за ним. Поздно! Весло бултыхнулось в воду. Мужчина выругался.

– Господи, опять! Все-таки ты настоящий болван...

– Еще одно слово – и я задушу тебя! – пообещал он. Сбросив рубашку, он перелез через борт лодки и нырнул в воду. Меллиора видела, как он поплыл за веслом.