Приди и помоги - [95]
Впрочем, в отряде, кроме Никиты, никто, кажется особенно не был обижен. У него сразу полегчало на душе. Ну, конечно — подбирали-то самых языкастых, тех, кто к перебранкам привычен и относится к ним как к своеобразному ремеслу.
И ведь что удивительно — они все как-то сразу оценили способность своего временного начальника к словесному бою как невысокую и больше не обращали на него внимания, горячо советуясь между собой. Никита ощутил почти непреодолимое желание отъехать в сторону, чтобы не мешать. Сдержал это желание.
Отвечать выпало чернявому, длинному как жердь парню в половецкой меховой шапке с железным верхом, Никита и сам хотел достать такую: надежно в ней и тепло. Да только возле князя такого себе не позволишь. Парня этого, кажется, видел он в полку смоленском. Или среди псковичей Владимира Мстиславича. Не важно.
Поправив шапку, долговязый подался всем телом вперед.
— Эй, говорун! — запел он пронзительно — так, что на горе было наверняка слышно не только острослову-суздальцу. — Ведь это ты свинья, а вовсе не я! Чего губой подергиваешь? Не то говоришь, не то попердываешь?
Да, кажется, псковский. По говору похоже. Никита даже не заметил, что рев, прокатившийся по горе, был скорее не возмущенным, а одобрительно-веселым. Только удивился: как это умеют люди расставлять слова? Два слова рядом поставят — тут тебе и целая песня получилась.
А ну — а тот чем ответит? Рев уже стих, настала очередь суздальца.
— А если пердну — тебя ветром унесет! — прилетело с холма. Суздалец еще что-то крикнул, но его последние слова были заглушены громовым хохотом.
Никита опять посмотрел на своих. Те смеялись! Со всех сторон подсказывали долговязому новый ответ.
Дело принимало неожиданный оборот. Задача отряда была — рассердить противника и выманить хоть кого-нибудь на открытое поле, чтобы завязать бой. А эти наслаждаются, дорвались! Не окороти их — так целый день будут перебрасываться своими побасенками, хвастаясь искусством друг перед другом. Никита рассердился: словами играть умеют, да слова-то не те! Хотел одернуть долговязого, но — странно! — делать это было почему-то неловко, словно постороннему человеку входить в дом, где пируют старые друзья.
Растерянно глядя на то, как шатаются и никнут от смеха княжеские стяги, он вдруг додумался. Подъехав к долговязому, который готовился разразиться новой прибауткой, Никита взял его за плечо:
— Погоди-ка. Ты им про князя что-нибудь. Можешь?
Долговязый, собиравшийся было отмахнуться — до того не терпелось ему выпустить на волю слова, вдруг понял. Кивнув начальнику, он согнал с лица ерническую улыбку и нахмурился. Морщил лоб, уставясь на вершину горы, где все еще волновались знамена Всеволодовичей. Никита отодвинулся немного в сторону.
Долговязый дождался, пока гомон в очередной раз затихнет.
— Эй вы, коноеды! — завопил он. — Сами выйти боитесь, так отпустите хоть князя своего! Мы погреемся!
Теперь ответный гул уже не был одобрительным. И княжеские знамена шевелились, конечно, не от смеха. Никита видел, что суздальцев задело за живое. Значит, сейчас выпустят в поле отряд. Ждать его надо было из-за холма, где, наверное в заросли были оставлены проходы.
— Ребята! — Никита обернулся к своим. — Выходят они! Отойдем подальше, там их встретим!
Он показал на серединку поля, откуда было одинаково что до суздальцев, что до Мстислава.
Воины Никиты внимательно слушали его. Теперь он снова был главным. Никита еще раз объяснил, что следует делать: встретить противника и всячески стараться заманить его поближе к своим. И если побежит — погоней не увлекаться, а то как бы самим не оказаться в ловушке. Несколько всадников уже наставили свои копья в ту сторону, откуда должен был появиться отряд противника.
И он появился. Первым делом Никита принялся считать врагов, но бросил — их оказалось ненамного больше. Выехали они из-за холма и сразу растянулись в цепь, приближаясь. Однако не очень-то рвались в бой. Остановились шагов за пятьдесят, принялись рассматривать противника.
— Ну, чего же вы? — крикнул один из суздальцев. — Сами звали, а не встречаете?
— А ты езжай сюда — я тебя встречу! — ответил долговязый, потрясая мечом, выхваченным из ножен.
— А! Это не ты ли, пес, на князя нашего лаял? — спросил суздалец.
Как бы опять не началось, озабоченно подумал Никита, взглянув на долговязого и увидев, что тот уже опустил меч и готовится к дальнейшему разговору. Надо не давать им расхолаживаться.
— Эй, вы! — крикнул он. — Давайте сходиться! Посмотрим, что вы за люди у вашего князя!
Суздальская цепь шевельнулась, но начинать сближение не спешила. Тот, что начал ругаться, выехал немного вперед.
— Иди-ка, говорун! — провозгласил он. — Один на один побьемся с тобой!
Никита повелительно кивнул долговязому, и тот поехал навстречу вызвавшему его суздальцу. Оба пустили коней медленным шагом, не торопясь. Сошлись, не доезжая друг до друга нескольких шагов, закружились.
— Эх! — вскрикнул вдруг долговязый и, бросив коня к противнику, ударил мечом. Суздалец успел поднять щит и прикрыться, его конь отступил, и долговязого пронесло вперед. Он тут же развернулся — но, вместо того чтобы снова броситься, обогнул врага и возвратился на прежнее место.
О жизни и деятельности великого князя владимирского Всеволода Юрьевича Большое Гнездо рассказывает роман писателя-историка Александра Филимонова.
В начале 1223 года десятки тысяч монголо-татар под предводительством военачальников Чингисхана Джебе и Субэдея вторглись в половецкие степи. Половецкий хан Котян обратился за помощью к русским князьям. На совете в Киеве было решено общими силами выступить навстречу врагу. Вскоре русско-половецкое войско двинулось на восток... Утром 31 мая 1223 года на реке Калке, неподалёку от побережья Азовского моря, началась битва, положившая начало вековому противостоянию Орды и Руси. Новый роман писателя-историка Александра Филимонова посвящён событиям, происходившим в начале XIII века.
Роман Александра Филимонова рассказывает о жизни знаменитого римского императора Тиберия Клавдия Нерона (42 г. до н. э. — 37 гг. н.э). Читатель становится свидетелем событий, происходящих на протяжении пятидесяти лет Римской империи.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.
Новый роман известного писателя — историка А. И. Антонова повествует о жизни одной из наиболее известных женщин Древней Руси, дочери великого князя Ярослава Мудрого Анны (1025–1096)
О жизни и деятельности одного из сыновей Ярослава Мудрого, князя черниговского и киевского Святослава (1027-1076). Святослав II остался в русской истории как решительный военачальник, деятельный политик и тонкий дипломат.
Время правления великого князя Ярослава Владимировича справедливо называют «золотым веком» Киевской Руси: была восстановлена территориальная целостность государства, прекращены междоусобицы, шло мощное строительство во всех городах. Имеется предположение, что успех правлению князя обеспечивал не он сам, а его вторая жена. Возможно, и известное прозвище — Мудрый — князь получил именно благодаря прекрасной Ингегерде. Умная, жизнерадостная, энергичная дочь шведского короля играла значительную роль в политике мужа и государственных делах.