Приданое для Царевны-лягушки - [100]

– Я люблю крольчатину, – вздохнула Серафима, споласкивая руки в серебряной чаше. – Пожалуй, пойду блевану поросенка, а то места нет. Ты как?

Опорожнение желудка вызыванием рвоты при жрачках не приветствовалось, но женщинам некоторые слабости прощались.

Платон прислушался к себе и удивленно заявил:

– А я, наконец, проголодался.

Поздно ночью, когда он, еле передвигаясь, вошел в квартиру, Илиса ждала его, задремав в кухне за столом перед книгой.

– Пожалуйста, помоги, – попросил Платон. – Тебе придется меня раздеть. Начни с ботинок.

– Да это хуже, чем запой! – возмутилась она, когда Платон, умоляя не толкать его, чтобы лишний раз не взбалтывать содержимое желудка, добрался до кровати и ждал, пока она уложит достаточное количество подушек под спину.

– Должен быть определенный угол наклона! – капризничал Платон. – Еще одну. Все. Достаточно. Можешь идти.

– Как это – идти? Рассказывай! – забралась она на кровать в ноги к Платону.

– Начали с отварной оленины, потом – поросенок на гриле, потом – крольчатина...

– Ты что, издеваешься?

– Извини, ладно. Сейчас перечислю закуски...

– Все так плохо, да? – участливо поинтересовалась Илиса. – Не хочешь говорить? С тобой никто не связался?

– Все в порядке. Моей спокойной жизни пришел конец. Меня застрелят или взорвут в машине. Но не сейчас. Года через три.

– Почему через три?

– Потому что именно тогда начнут искать действующих лиц и исполнителей по новой президентской кампании. Кого посадят, кого уберут по-тихому.

– Я ничего не понимаю! Ты остался бухгалтером или сдал дела?

– Остался, – удивленно посмотрел на нее Платон. – Господи, вот я и сказал это. Последнее время все только и делали, что пытали меня – бухгалтер или не бухгалтер? Все, кроме племянников... Они были уверены, что я наемный убийца. – Икнув, Платон закрыл глаза. – А я сейчас, обожравшись до потери чувства опасности, произнес эти слова прямым текстом в прослушки Цапеля. Лучше бы я признался в золотой медали по биатлону в молодости, ей-богу...

– Расслабься. Лужана, наверное, все микрофоны выковыряла, пока копалась в твоих вещах. Над каждым поплевала, потопталась вокруг себя туда-сюда и, прокляв навек, выкинула в мусорное ведро. Не отвлекайся. Ты свой процент оговорил?

– Да он, собственно, известен, – совсем оторопел Платон от такой осведомленности Илисы.

– Ну и чего ты тогда здесь стенаешь? Выбор был?

– Был момент, когда меня спросили, нужно ли помочь с решением проблемы.

– Какой проблемы? – Илиса не выдержала длительной отрыжки Платона и последующих стенаний – «просил же, только на оливковом!»

Она начинает подпрыгивать, отчего тело Платона тоже содрогается.

– Прекрати! У нас с тобой, если ты так хорошо разбираешься в моих делах, основная проблема – Цапель, – выговорил Платон, когда все успокоилось.

– И что – ты?

– Сказал, спасибо, сам справлюсь.

Задумавшись, Илиса теребила подол своего халата, скручивая его в жгут.

– Значит, так тому и быть, – кивнула она. Тряхнула кудряшками и посмотрела на Платона изучающе. – А как вообще... все прошло?

– Ты вела себя возмутительно, – погрозил пальцем Платон.

– Да ладно тебе...

– Ты залезла на стол и танцевала там.

– Подумаешь...

– Ты выпустила столько живых перепелок, что у повара теперь наверняка случится невроз на этой почве. Подойди ближе, – он постучал ладонью рядом с собой.

Илиса подползла и села в любимой позе – на коленки.

– Я хочу тебя поцеловать, – сознался Платон.

– Поцелуй меня как-нибудь во сне. Когда я буду спать.

– Тогда дай ручку. Погрей мне сердце.

Он бережно взял в левую ладонь мягкую полную ее ладошку и грелся, грелся, пока не заснул.

Ему приснился Венька, не маленький, как снился последние ночи, а взрослый, почему-то с подстриженными волосами и похудевший. Он стоял у кровати, испуская запах давно не стиранной пропотевшей одежды, и Платон подумал – запахи?.. во сне?

– Тони, ты ничего не бойся, со мной все в порядке будет. Мне нужны бабки, подсуетись, ладно? Квака говорит, у тебя с финансами трудно. Свяжись с адвокатом отца в Москве. Я пока выгребу все, что найду, без обид?

Платон долго потом ворочался, стонал и думал о бабках. Он видел Веню в окружении дюжины резвых старушек, которые веселились и прыгали на лугу, а Веня был в венке из ромашек.

Он крикнул и сел, тяжело дыша и заливаясь потом.

Никогда раньше Платон не жаловался на плохой сон после обжираловки, хотя знал, что многие из обжор после еды стараются не засыпать часов пять-шесть.

Кое-как выбравшись из кровати, он побрел в ванную и там долго-долго, так что даже шею заломило – наклониться он все еще был не в силах, – разглядывал грязную футболку и джинсы в корзине. Чтобы осознать происходящее, он взял футболку и понюхал ее.

И жизнь приобрела знакомые очертания смысла.

Платон пошел в гостиную и потряс спящую Илису. Она мычала и отказывалась просыпаться.

– Сейчас же проснись! – рассердился он, тряся ее сильней.

– А кто-то обещал поцеловать! – упрекнула она, как только села, протирая глаза.

– Венька жив, так ведь?

– Тела не нашли, – унылым голосом начала она.

– Хватит! Нашли, не нашли!.. Я только что нюхал его грязную одежду в корзине. Он говорил со мной! Ему деньги нужны.