Приданое для Анжелики - [21]

Ну и работа!.. В первый день она еле доползла до койки, точнее, до соломенного матраса, уложенного на доски. Лишь на третьи сутки ей хватило сил посчитать часы и увидеть, что рабы у них на плантации отдыхали на полтора часа больше.

— Ты не монашка, Анжелика Беро, — на неважном французском языке сказала ей аббатиса в первый же день. — Ты не обязана делать все так же, как мы. У тебя есть выбор.

Анжелика крепко задумалась. Она не знала, что выбрать. На Мартинике она была редкой красавицей для всех мужчин округи, желанной партией для белых молодых людей, абсолютной госпожой для двух сотен разновозрастных черных, единственной дочерью и наследницей. Девушка ни дня не чувствовала себя такой, как все. У нее просто не было для этого причин. Здесь Анжелика тоже не являлась такой, как все. Эти женщины были монахинями пожизненно, а она стала послушницей всего на четыре года. Вот это и было главным различием. «Всего» — это для них. Для нее четыре года были нестерпимо, невозможно, немыслимо огромным сроком.

— Как все, — приняла решение Анжелика.

Она понятия не имела, насколько серьезны намерения семьи Матье породниться с Беро. Адриана она запомнила заносчивым подростком. Судя по отдельным фразам в письмах их отцов, он и сейчас делал только то, что хотел. Она понятия не имела, нужна ли ему эта женитьба настолько, чтобы обеспокоиться, найти ее и вытащить отсюда. Да и как он это сделает? Поэтому делать то же, что и все, было для нее единственным способом увидеть монастырь целиком, как он есть. Если ей не удастся задуманное, то бежать при первом же удобном случае.

— У меня есть просьба, матушка. — Новая послушница смиренно склонила голову.

— Говори, — разрешила аббатиса.

Анжелика собралась с духом. Так масштабно она еще не врала ни разу в жизни.

— Еще на Мартинике мой отец часто упоминал монастырь Святой Мерседес.

Аббатиса, конечно же, удивилась. Француз, живущий на острове Мартиника, знающий маленький, затерянный в горах испанский монастырь, — огромная редкость.

— Это известная обитель во Франции, — пояснила Анжелика. — Отец даже переводил туда деньги несколько раз.

Аббатиса задумчиво сдвинула брови. Она мгновенно поняла, куда клонит послушница.

Анжелика уже видела это, развела руками и проговорила:

— Отец Жан, слышавший последнюю волю отца, сказал все правильно. Просто речь шла не о вашем монастыре, а о французском.

Если честно, Анжелика понятия не имела, есть ли такой монастырь во Франции. Должен быть.

Аббатиса это тоже понимала. Она считала, что отец девушки перед смертью, скорее всего, говорил именно о французской святой Мерседес.

— Вот бумага. — Настоятельница протянула послушнице квадратный листок. — А вот перо. Пиши. Я передам твою просьбу о переводе в епископат.

Анжелика, едва сдерживая ликование, схватила перо. Бежать можно было и по пути, и на месте, уже во Франции. Она оставалась бесприданницей в любом случае, как сейчас, так и через четыре года. Девушка не собиралась терять это драгоценное время.

«Господи! — взмолилась она. — Пусть во Франции окажется такой монастырь!»

Падре Хуан держал руку на пульсе событий. Когда ему сообщили, что Анжелика Беро подала прошение о переводе, он тут же прибыл в секретариат епископата. Туда же чуть позже подъехал и отец Жан, приглашенный секретарем епископа.

— Да, — краснея, признал французский священник. — Речь могла идти и о французском монастыре. Исповедующийся не уточнил, а я передал ровно то, что услышал.

Падре Хуан оценил ситуацию, воспользовался тем, что его уже опросили, и метнулся в архив.

— Так что, нашел? — дружески поинтересовался он у архивариуса, хромого и горбатого монаха с огромным опытом и совершенно феерическими познаниями.

— Есть в списках такой монастырь, — сказал архивариус. — Но я сомневаюсь в том, что он еще действует. Вы же знаете, святой отец, во Франции монашеские обеты отменены еще два года назад. Помещения святых обителей давно принадлежат государству. Монахи-то еще есть, живут, служат, как и раньше, но…

Падре Хуан покачал головой и согласился:

— Твоя правда. Выйдет очередной декрет, и все они окажутся на улице, нищие и никому не нужные.

— То-то и оно, — печально проговорил архивариус, прищурился и спросил: — А у вас-то, святой отец, какой интерес к этой Анжелике Беро?

Падре Хуан врать не стал. Иногда лучше говорить чистую правду. Она доходчивей.

— Я ее отца на костер отправил. Улики были железные. А с девчонкой вышел конфликт. Ей-то я вменить ничего не могу, она чиста. Но эта особа начала жаловаться. — Голос падре Хуана дрогнул. — Мне, сам понимаешь, это ни к чему. Пусть катится в свою Францию. Тогда я вздохну спокойно! Знаешь, меня не волнует, окажется она во Франции на улице или нет! В конце концов, есть предсмертная воля ее отца, так что все претензии к нему. Не ко мне.

Архивариус закивал, соглашаясь с каждым его словом, и сказал:

— Да, пожалуй. Сейчас составлю выписку, отдам в секретариат, и пусть едет, куда отец ей повелел.

Падре Хуан тихо двинулся прочь. Весь тот немалый промежуток времени, в течение которого Анжелика Беро станет ехать по территории Испании, она будет беззащитна. Французских законов еще нет, а монастырь ее уже не опекает. В каждом городке на пути этой девчонки сидит свой отец-инквизитор.