Причём тут менты?! - [43]

— Подожди! Секунду на размышление! — крикнул я и перекатился, чтоб меня не поймали пулей по звуку.

Он не выстрелил.

— Твоя секунда продлится не больше минуты! — посрамив теории Эйнштейна и Козырева, предупредил меня тот же голос.

Я не ответил. Кого «пристрелим» было и так понятно. Бедолага Гаррик попался на лестнице и получил по тыкве. «Мой шпалер всегда при мне», — это его утверждение запомнили. И припомнили. А вот что и у меня окажется ствол, никто не ожидал, ясно. Но больше всего меня смущало совсем другое: гарантии! Допустим, он не блефует и готов спустить Гаррика. Но что будет, если я пойду на переговоры? Маленькая отсрочка? Или…

— А ты его не хлопнул уже? Я хочу посмотреть!

— Он тяжелый! Как я его тебе внесу, чтоб ты посмотрел?

Логический тупик.

Совершенно очевидно: собрались дилетанты, выхватили пушки, постреляли друг в друга, почти не глядя, а теперь вот два перепуганных индивидуума дрожат в разных комнатах с револьверами наготове. Два? Не факт, три! Настю нельзя сбрасывать со счетов… ну или там с файла, если память все же похожа на компьютер. Не восьмое марта, лениться она не станет, точно! Чем может — поможет своему дружку, которому нечего терять!

Ему и впрямь терять уже нечего. Я лежал за широкой трехспальной кроватью, сердце бешено колотилось у меня внутри, а желудок от страха сводило так, словно я не ел дня четыре. Но мозги работали безумно быстро, видения недавнего прошлого проносились в них с неимоверной быстротой, и их последовательность обретала смысл — смысл, оправдывающий мою многословность на предыдущих страницах. Ты, читатель, и я, благодаря этой многословности, теперь оказались в равных условиях, ведь я так скрупулезно отображал все события этих опасных дней…

— Ну, я стреляю!

— Да ты его давно уже грохнул, еще на лестнице, стреляй, придурок!

Я вновь перекатился.

— Он жив, не веришь?

Конечно, я сразу узнал его голос: истеричный, с маленькой сумасшедшинкой, но в этом знании — мое единственное преимущество… преимущество, грозящее смертью. Понятно, никто не может узнать интонации, модуляцию голоса на белых страницах, покрытых вязью странных иероглифов-буковок. Но давайте подумаем вместе: кто имел контакты с Михалычем и жутко перепугался, когда ситуация сложилась так, что можно было бы предположить, что его связь со стариком-токарем раскрыта? Очевидно, он пришел тогда принести деньги за выполненную «в кредит» работу — слова Михалыча о том, что «некоторые-де платят не сразу, погодить просят», являются нелишним подтверждением этого предположения…

— Пусть скажет что-нибудь! Ты, падло, в ловушке, если ты его, не дай Бог, грохнул, тебе ведь тоже из квартиры не выйти! Дверь у меня на прицеле! Не прошмыгнешь!

— И тебе некуда деться! Можешь рискнуть, сигануть в окно, но я успею тебя продырявить!

Забавно. Профи бы умерли от смеха. Но мы не были профессионалами и вовсе не хотели умирать. Я по крайней мере. Не знаю, как там насчет Василиваныча. Потому что это был он. Но и не совсем он — в голосе того парня, которого я когда-то знал, никогда не звучало столько безнадежного безумия, пульсирующей ненависти. Запросто можно поверить, что он способен продырявить и бесчувственного Гаррика, и меня заодно. Смерть старика токаря стала понятной: парень пришел отдавать деньги единственному человеку в Питере, знавшему, что у него есть ствол, способный плеваться девятимиллиметровыми пульками, и неожиданно застает там опасных свидетелей, к одному из которых вдобавок он испытывает и жгучую профессиональную ревность. Бедолага Алферов! А я… я трижды успел пожалеть о тех многозначительных фразочках, которые отпускал вчера днем на «Морфизприборе». Они-то его больше всего и напугали!

— Бросай ствол! В комнату! Или я пришью Гаррика!

— За что?

Прозвучало идиотски, но, согласитесь, резон в таком вопросе имелся.

— Вы ведь все равно все вчера поняли! — в голосе прозвучало отчаяние. — Господи, мне пришлось из-за этого шлепнуть Михалыча, он даже ничего и не понял!

Я вспомнил дырку под подбородком старого токаря. Все верно. Только хороший знакомый может улучить момент и сунуть ствол так, чтоб вы и испугаться не успели. Одновременно в моей зрительной памяти на мгновенье возникло еще одно воспоминание, которое мне не удалось сразу квалифицировать. Потому что меня обожгла другая мысль: ладно, можно допустить, что Василиваныч просто сбрендил от страха, но зачем же ему было начинать заваруху, убивать Шамиля? Какой риск, это помимо нравственного момента!

— А почто ты меня работы лишил, а? — спросил я его, чтобы хоть как-то потянуть время.

Зря я не перекатился! Новый выстрел, пуля застряла где-то в кровати, у меня перед лицом забавным фонтанчиком взметнулись пружины. Забавным… мое любимое слово… Однако какой выстрел у Василиваныча? Третий? Четвертый?

От этого многое зависело. Наверняка у него был РЖ или «Агент-35 дробь» из тех, в приобретении которых я невольно помог всем своим приятелям в то время, когда фи-гачил статью для «Адамова яблока»… Значит, пять патронов в барабане. А такие игрушки — не «магнум», по одной пульке в барабан добавлять не станешь. Значит, еще один-два выстрела, и Василиванычу придется…