— Ну все… все… — расслабленно произнес Костик. — Помирились, отстань…
Сергей Арсентьевич неприязненно покосился на товарища. Стоеростин сидел с умиротворенно прикрытыми веками и блаженной улыбкой на устах. Потом за компанию погладили и Мурыгина.
С прискорбием надо признать, что принципиальностью Костик не отличался никогда. Упрямство — да, упрямство твердокаменное! А вот принципиальности ни на грош. Если ссорился с кем, то ненадолго, и, кстати, окружающие пользовались этим вовсю. Сколько раз внушал ему Сергей Арсентьевич: будь тверже, умей себя поставить! Это в советские времена страна была большой богадельней, а теперь с тобой никто нянчиться не будет. Демократия юрского периода! Сожрут и не подавятся. Оглянуться не успеешь — окажешься без денег, без дома…
Не внял добрым советам — так в итоге и приключилось.
— Слушай!.. — не вынес Мурыгин. — Но это унизительно в конце концов — за шкирку! Ты еще мяукать начни, с бантиком на веревочке начни играть… А как же, прости за напыщенность, человеческое достоинство?
— Чего-чего?.. — не поверил своим ушам Костик. Оглянулся, уставился изумленно. — А когда из тебя долги вышибали, где оно было, это твое человеческое достоинство? За шкирку! Тебя там, думаю, даже и не за шкирку брали…
Мурыгин поперхнулся. О том, как из него вышибали долги, он бы предпочел не вспоминать вообще.
— Или вот работал ты в газете, — с неспешной безжалостностью продолжал Костик. — Был ласков с начальством. Редактору подмурлыкивал, заведующему отделом… Потом нашкодил не там, где положено, и вышвырнули тебя на улицу… Скажешь, не так?
— Не так! — сказал Мурыгин. — Я тогда на принцип шел!
Костик всхохотнул.
— Ну да, ну да! Раз пострадал, то, значит, за правду… Знаешь, не удивлюсь, если выяснится, что кошки тоже шкодят из принципа. Ну, а как насчет Раисы свет Леонидовны?.. Она-то тебя за что вышвырнула? Тоже за правду пострадал или все-таки нашкодил?..
Мурыгин хотел встать, но Костик его удержал.
— Серый… — проникновенно молвил он. — Пойми, каждый из нас в какой-то степени кот… Вот ты, например, меня сегодня утром у колодца носом в пасту натыкал… Я ж не обижаюсь!
Сергею Арсентьевичу стало неловко. Вставать раздумал.
— Что-то жрать хочется, — сообщил он, расстегивая сумку. — Ты как?
— На подножном корму, — с достоинством ответствовал Костик. — Полна миска деликатесов…
— Правда, что ль, деликатесы? — усомнился Мурыгин.
Стоеростин тут же сходил к пеньку, принес образцы для дегустации. Мурыгин, посомневавшись, принял из рук друга увесистый багровый отросток, пахнущий копченостями, отведал с опаской… Да. Это не пища. Это снедь.
— Все на вкус одинаково?
— Черное было все одинаково. Вроде отбивной… А подлизываться начал — сам видишь: и цвет разный, и вкус… Не знает уже, чем угодить. Малиновую попробуй…
Мурыгин попробовал. Нет, малиновая, пожалуй, на десерт.
— Ладно, убедил. Только подожди минутку. Сейчас вернусь… — И Сергей Арсентьевич поднялся с пригорка, прикидывая, за которое дерево отлучиться.
— Ящичек — там, — глуховато сообщил Стоеростин и ткнул пальцем куда-то в сторону осиновой рощи.
— Ящичек? — не понял Мурыгин.
— Туалет, — отрывисто пояснил Костик. Лицо его снова стало сумрачно, чтобы не сказать, угрюмо. — Горшочек. У рощи ложбинка, а в ней вроде как дымок такой по дну стелется… сероватенький… Вот только туда. И никуда больше.
Обед был изобилен и упоителен. Они гурманствовали, они выбирали отростки различных оттенков и сравнивали на вкус, они закатывали глаза и щелкали языком.
— Мяу… — жалобно произнес кто-то неподалеку.
Обернулись. В пяти шагах от палатки сидела склонная к полноте кошечка щучьей расцветки и взирала на них, словно бы вопрошая безмолвно: «Есть ли у вас совесть или хотя бы окорочок?». Приметная кошечка — с двумя рыжими подпалинами на загривке. Костик отломил и бросил.
— Зря, — сказал Мурыгин. — Приучишь — повадятся. Весь пенек объедят…
Изнемогающая от голода кошка понюхала угощение, брезгливо передернула шкуркой и негодующе потрясла задней лапой. Только что не прикопала.
— Ну знаешь! — возмутился Костик. — Будешь тут еще… изображать… — Затем его осенило. — А-а… Жратва-то, выходит, растительная, если кошки нос воротят…
— А огурцы лопают, — возразил опытный дачник Мурыгин. — Прямо со шпалеры. Снизу подъедают. Приходишь утром — болтается пол-огурца. Как фрезой срезано… Знаешь что? У меня там консервы в сумке… Не отвяжется ведь!
Стоеростин сходил за банкой сардинок, принялся вскрывать. Киска обезумела и с жаждущим воплем полезла под нож. Она уже не мяукала, а блеяла. Пришлось ее отбрыкнуть. А по травянистой дороге, воздев хвосты, галопом неслись на звук зверей пять — вся банда.
— Так… — сурово сказал Костик и, продолжая орудовать ножом на весу, двинулся им навстречу. Окруженный и чуть ли не увешанный кошками, он одолел треть расстояния до овражка и поставил банку на землю. На том месте, куда он ее опустил, вскипел мохнатый бурун.
— Порядок, — заверил Стоеростин, вернувшись. — Харчимся спокойно — миске нашей ничто не угрожает. Разве что коза какая-нибудь забредет…
— А вот интересно, — сказал Мурыгин. — Они его видят?
