Прежняя любовь - [140]

— Прости, — только и могу произнести я.

— Мне жаль, что я не могу быть сильной. Мне жаль, что я не могу смотреть в зеркало и улыбаться при виде всего этого. Мне жаль, что я не могу переплавить это в позитив. Мне всего этого хочется, но я не могу это сделать. Я не могу. Я не могу. Я не могу.

Ее рыдания рвут мою душу на части.

Я так оплакивал Еву. Я так оплакивал себя, когда потерял Еву. Я рыдал от осознания того, что ничего уже не изменить, а значит, смысла в дальнейшем существовании просто нет. Зачем, если мы так уязвимы и хрупки, а мир исполнен бессмысленной жестокости? Да, я и в самом деле считал жестокой эту жизнь, сыгравшую с нами такую злую шутку. Мы кого-то встречаем, мы любим этого человека, но смерть выхватывает его из наших объятий. Зачем же мы любим, если любовь с самого начала обречена на поражение? Зачем нам нужны сердца, если они неизбежно разбиваются на мелкие осколки?

Либби себя потеряла. Она оплакивает свою прежнюю жизнь и ту себя, какой она была в той жизни, а также ту, какой должна была стать. Я знаю, что она ощущает. Мне знаком ужас, охватывающий человека при виде такой неразрешимой задачи, как необходимость воскреснуть и снова начать жить на руинах того, что некогда было твоей жизнью. Но она сможет это сделать. Я это знаю.

Либби позволяет мне окутать ее своими руками, своим телом, своей любовью. Ей незачем знать о том, что я понял, что я смог исследовать и осознать, оттолкнувшись от ее решения прекратить наши отношения. Она просто хочет, чтобы я был рядом, чтобы я ее обнял и выслушал, как способен выслушать только самый лучший друг.

Глава 20

Либби

— Я рада, что вы вернулись, — говорит мне Орла Дженкинс.

— А я нет, — шепчу я.

— Почему? — интересуется она.

— Потому что это все равно что признать свое поражение. Разве не так? — спрашиваю я ее. — Я говорю вам и миру, что я слаба и мне нужна помощь. Я не привыкла себя так чувствовать. Мне неприятно осознавать собственную беспомощность.

Я так сочувствую Еве! Мне знакома постоянная тревога из-за нехватки денег, ощущение того, что тебя загнали в угол, невозможность понять, как быть, когда между тем, что тебе необходимо, и тем, что ты можешь получить, лежит пропасть.

Взять хотя бы ситуацию с Джеком. Он мне нужен. Я особенно остро поняла это, когда он взял два выходных на работе, чтобы побыть со мной. Чтобы сидеть со мной, обнимать и слушать то, что я говорю. Это нечестно с моей стороны, потому что это я захотела разорвать наши отношения. Но на этом моя решимость закончилась. Я понимаю, что он мне нужен и я хочу быть с ним. Я знаю, что он не может меня любить, но это не мешает мне тосковать по нему. Я мечтаю снова быть с ним. Я едва удерживаюсь, чтобы не спросить, не согласится ли он попытаться начать все сначала, учитывая то, что теперь я знаю, почему он не может говорить о Еве. Но как я могу это сделать, не рассказав ему о Гекторе? Имею ли я на это право, если даже не уверена, что Джек когда-либо любил меня по-настоящему? Я просто не знаю, как быть. Я, как и Ева, оказалась в совершенно безвыходной ситуации.

Разумеется, теперь, когда Джек целыми днями находится дома, телефонные звонки прекратились. Но эти звонки — ничто по сравнению с тем, что я осознала: я ни на шаг не приблизилась к выздоровлению.

В каком-то смысле я это знала и раньше. В каком-то смысле я пыталась, что называется, «идти вперед». Но оказалось, что мне легче сосредоточиться на отношении Джека к Еве, потом на дневниках Евы, а потом на Гекторе, чем признаться самой себе, что мне нужна помощь. Мне было необходимо тщательно изучить себя изнутри и снаружи, а затем приняться за создание своей новой жизни.

— Рано или поздно все люди нуждаются в помощи, — спокойно, почти ласково, возражает Орла Дженкинс.

— Ага, я уверена, что это так и есть.

Орла Дженкинс вздыхает.

— Я чувствую, мне с вами придется нелегко, я права, Либби? — говорит она.

— Пожалуй, — соглашаюсь я.

— Вот и отлично. Это доказывает, что где-то там, внутри, прячется прежняя Либби. Вы со мной согласны?

Либби

Я открываю дверь и слышу, что в доме звонит телефон. Я не спешу снять трубку, потому что знаю, кто это. По пути домой я поговорила с Джеком. А Грейс и Энджела заедут сегодня ко мне после работы. Кроме них, на домашний телефон мне больше никто не звонит. Не считая Гектора.

— Бутч? — окликаю я пса, захлопывая за собой дверь.

Ничего. Полная тишина.

— О господи, что ты натворил на этот раз? — спрашиваю я, направляясь в кухню, где он любит прятаться после того, как что-нибудь погрызет или оставит какой-то особенный подарочек в одной из наших туфлей.

Я ожидаю увидеть его под столом. Он будет таращить на меня свои глазищи, пока я не обнаружу, что именно он сделал на этот раз, рассчитывая, что к этому времени его горестный вид сделает свое дело. Обычно так и бывает.

— Если ты снова накакал в кроссовки Джека, я не думаю, что ему это…

У кухонного стола, прижимая к себе Бутча, сидит Гектор. Не похоже, чтобы Бутч получал удовольствие от этих объятий. Он напряжен и испуган. Эти же эмоции испытываю и я.

— Привет, Либерти, — произносит Гектор. — Ты не отвечала на мои звонки, и я решил воспользоваться запасным ключом, который хранится у нас на всякий случай, и убедиться, что ты в порядке.