Прежде чем я упаду - [108]

— Эй, — тихо говорит Кент, — теперь я не вижу тебя.

От звука его голоса моя душа взлетает, тело становится невесомым.

Его лицо и тело сокрыты в тени, черные на черном. Я различаю только его силуэт и ощущаю тепло кожи. Наклонившись, я трусь подбородком о шершавую вельветовую куртку, нахожу ухо, случайно касаюсь губами. Кент резко втягивает воздух и напрягается. Мое сердце тает, парит. Между его ударами больше нет промежутков.

— Секрет в том, — шепчу я прямо в ухо, — что меня никто еще не целовал так сладко, как ты.

Чуть отпрянув, он смотрит на меня, но между нашими губами по-прежнему всего несколько дюймов. В темноте я не могу разобрать выражение его лица, но чувствую, что он снова меня изучает.

— Но я же никогда не целовал тебя, — удивляется Кент; дождь осыпается вокруг осколками стекла. — Разве что в третьем классе.

Я улыбаюсь, но не уверена, видит ли он.

— Тогда предлагаю начать, потому что у меня мало времени.

Он медлит всего долю секунды. Затем наклоняется и касается моих губ, и весь мир исчезает, луна, и дождь, и небо, и улицы, и остаемся только мы вдвоем в темноте, живые, живые, живые.

Не знаю, как долго мы целуемся. Кажется, что много часов, но когда он отстраняется, задыхаясь и держа мое лицо ладонями, тусклые цифры на приборной панели показывают всего на пару минут больше.

— Ух ты, — говорит он. — За что такой подарок?

Его грудь быстро вздымается и опадает. Мы оба задыхаемся.

Я заставляю себя наклониться, нашарить в темноте ручку и распахнуть дверцу. В машину врываются холод и дождь, и в голове немного проясняется. Я набираю в грудь воздуха.

— За то, что подвез, и за все остальное.

Даже в темноте видно, что его глаза горят, как у кошки. Я с трудом заставляю себя отвернуться и грустно шучу:

— Сегодня ты действительно спас мне жизнь.

И пока он не успел меня остановить, не обращая внимания на то, что он зовет меня по имени, я выпрыгиваю из автомобиля и бегу к дому на свою последнюю вечеринку.

— Ты пришла! — вопит Линдси, когда я нахожу ее в задней комнате. — Я была уверена, что ты продинамишь нас.

Как обычно, музыка, жара и дым невыносимы; стена людей, парфюмерии и звука.

— А я знала, что ты придешь. — Элли хватает меня за руку и понижает голос; на такой громкости это означает, что она орет чуть тише. — Видела Роба?

— Кажется, он избегает меня.

Это правда. Слава богу.

Покрутив головой, Линдси находит Элоди и кричит:

— Смотри, кто удостоил нас своим присутствием!

Элоди изучает наши лица. До нее доходит, что все это время меня не было на вечеринке. Линдси поворачивается и обнимает меня за плечи.

— Считаем вечеринку официально открытой. Эл, дай Сэм глотнуть.

— Нет, спасибо, — отмахиваюсь я от предложенной бутылки и раскрываю телефон: половина двенадцатого. — Вообще-то, гм, я спущусь ненадолго. Может, выйду на улицу. Здесь ужасно жарко.

Подруги обмениваются взглядами, и Линдси возражает:

— Ты же только что с улицы, только что приехала. Секунд пять назад.

— Я довольно долго вас искала.

Звучит глупо, но объяснить я все равно не смогу.

— Ну нет, не пойдет. — Линдси скрещивает руки на груди. — С тобой что-то творится, и ты сообщишь нам, в чем дело.

— Весь день ты вела себя странно, — соглашается Элли.

— Это Линдси подговорила тебя так сказать?

— Кто странно себя ведет? — уточняет Элоди, только что пробравшись к нам.

— По всей видимости, я.

— О да, — кивает Элоди. — Несомненно.

— Ничего меня Линдси не подговаривала. — Элли оскорбленно выпячивает грудь. — Это очевидно.

— Мы твои лучшие подруги, — напоминает Линдси. — И знаем тебя.

Я прижимаю пальцы к вискам, стараясь отогнать пульсирующие звуки музыки, и закрываю глаза. Когда я снова открываю их, Элоди, Элли и Линдси с подозрением на меня смотрят.

— У меня все в порядке, ясно? — Я отчаянно пытаюсь предотвратить долгую беседу… или, если совсем не повезет, ссору. — Ну правда. Просто неделя выдалась нелегкая.

Если не весь год.

— Мы беспокоимся о тебе, Сэм, — не сдается Линдси. — Ты сама на себя не похожа.

— Может, это и хорошо.

В их глазах читается недоумение; я вздыхаю, наклоняюсь и обнимаю всех троих. Элоди визжит и хихикает:

— Зажимашки-обжимашки?

Линдси и Элли тоже заметно расслабляются.

— Честное слово, ничего не случилось. — Разумеется, это неправда, но что еще я могу сказать? — Лучшие друзья навсегда, так?

— И никаких секретов, — отвечает Линдси, выразительно глядя на меня.

— И никакой чепухи, — подхватывает Элоди.

Это не входит в наш коротенький ритуал, но какая разница? Она должна была добавить: «И никакого вранья», но, по-моему, одно вполне сойдет за другое.

— Навсегда, — заканчивает Элли, — пока смерть не разлучит нас.

Последние слова выпадают мне:

— И даже после.

— И даже после, — эхом отзываются все трое.

— Ладно, хватит слезливого дерьма, — заявляет Линдси. — Лично я пришла напиться.

— Я думала, ты никогда не напиваешься, — подкалывает Элли.

— Фигура речи.

Элли и Линдси начинают расхаживать туда-сюда. Элли убегает с бутылкой водки («Если ты не напиваешься, зачем тогда пить и переводить хороший продукт?»), а Элоди торопится обратно к Пончику. По крайней мере, оставили меня в покое.

— До встречи, — громко прощаюсь я со всеми сразу.