Прежде чем ты уснёшь - [15]

— Передний, — отвечает тетя Эдель, осторожно раскрывая рот, чтобы я посмотрела.

Я заглядываю в рот. На месте зуба зияет черная дыра.

— Может быть, я могу вам чем-то помочь, тетя Эдель?

Эдель сжимает губы и качает головой.

— Вы хотите домой?

Эдель трясет головой.

— Как ты думаешь, они вставят его обратно, или мне придется делать новый зуб? — спрашивает она.

— Не знаю, — отвечаю я.

— Сохраню его на всякий случай, — говорит тетя Эдель, показывая мне измятую салфетку.

— Конечно, сохраните, — отвечаю я и иду дальше.

На кухне по-прежнему плачет Анни. Повар грозится уйти, а Ингеборг пытается успокоить обоих. Анни с Ингеборг друг друга не любят, но терпят, и даже иногда вместе ходят в кондитерскую. Ингеборг — это единственная ниточка, которая связывает Анни с папой. Зачем это знакомство нужно Ингеборг, я не знаю.

— На самом деле, брюссельская капуста лучше, чем зеленый горошек, — говорит Ингеборг таким тоном, каким умеет говорить только она. После этого все сомнения и возражения отпадают сами собой.

— Не знаю, — поколебавшись, говорит Анни. — Не знаю.

— Зато я знаю, — отвечает Ингеборг. Она ободряюще улыбается повару, уводя из кухни Анни.

Я иду дальше. Я кое-кого ищу. Ищу его. Аарона.

Сначала я замечаю светловолосую женщину — она разговаривает с Александром, а Аарон направляется к ним с бокалами шампанского. Я подхожу к ним.

— Привет! — говорю я.

— Привет! — здоровается Александр. — Ты знакома с моим другом Аароном?

— Знакома, — отвечаю я.

— Ах да, конечно, ты же сестра невесты, — говорит Аарон.

— Здравствуй еще раз, — неуверенно говорит светловолосая.

Все смотрят на меня. Вернее, сквозь меня. Пока я здесь, разговор не получится. Я тут лишняя. Карин, будь добра, иди, куда шла, мы вовсе не в восторге от твоего появления. Нам хотелось бы немного побыть одним. Может, найдешь себе других собеседников?

— Пойду налью себе шампанского, — говорю я.

— А тебе уже есть восемнадцать? — спрашивает Аарон.

Я улыбаюсь ему.

Наверно, сейчас мне надо ответить так, чтобы он по-настоящему меня заметил. Сейчас я ему скажу… ну да, и что же я ему скажу? — так или иначе, пора уже хоть что-то ответить, прежде чем я повернусь и уйду восвояси. Но меня хватает только на глупую улыбку.

Я беру свое шампанское. Выпиваю весь бокал. Наливаю еще один. Кто-то в гостиной включает музыку, кто-то приглушает свет, и внезапно весь наш свадебный праздник превращается в Эллу Фицджеральд.

За моей спиной вырастает чья-то фигура.

— Привет, Карин.

Я узнаю голос.

Поворачиваюсь.

Это Валь Брюн.

Валь Брюн старше Жюли, по-моему, ей тридцать один или тридцать два, а может, и больше. Она спрашивает, не хочу ли я пройтись с ней в сад. «Почему бы и нет», — говорю я. «Тогда пойдем», — отвечает она. Только что прошел дождь, недолгий, но сильный. В саду пахнет травой, летом и спелыми яблоками. Валь Брюн берет меня за руку, мы садимся на скамейку под яблоней.

— Не люблю свадьбы, — говорит она.

— Почему? — спрашиваю я.

— Однажды на свадьбе я познакомилась с мужчиной…

— С каким?

— Его звали Франк Андерсен.

— М-м-м, не знаю такого, — говорю я.

— Франк был слабый и сентиментальный, — начинает Валь Брюн, а если она что-то рассказывает, то ты просто сидишь и слушаешь, и чувствуешь себя польщенным. О чем бы Валь ни рассказывала, она оказывает тебе честь.

— Он мне ужасно нравился, — говорит Валь. — Когда мы познакомились, у него была маленькая красивая женушка, которую все обожали, о ней всегда говорили только хорошее, особенно всем нравилось, что она такая порядочная… Ее звали Лине.

Я встречала его с женой несколько раз на других праздниках, но мы никогда толком не разговаривали. Не понимаю, как получилось, что я влюбилась именно во Франка, — может быть, из-за Лине, из-за восхитительной, милой, красивой, порядочной Лине. У меня появилось непреодолимое желание уничтожить это милое существо, которое все считали таким красивым и одаренным и в то же время таким слабым — понимаешь? Даже имя ее я не могла слышать спокойно — в глазах у меня темнело, ноги подкашивались. Мне хотелось подойти к ней, к этой Лине, и со всей силы ударить ее по лицу, — говорит Валь Брюн.

— Сначала мне казалось, что Франк мне вовсе не нужен, что я просто хочу проверить, получится или нет. Я хотела проверить, можно ли разрушить… хотела узнать, есть ли на свете что-нибудь святое. Да. Святое! — продолжала она. — И только потом он начал мне нравиться, но было уже слишком поздно.

— Ну и как, есть на свете что-нибудь святое? — спрашиваю я.

— Не знаю, что тебе сказать, — отвечает Валь Брюн. — Но так или иначе, восемь месяцев мы с ним тайно встречались, а потом он от нее ушел.

— Поздравляю!

(Я мысленно представила себе Франка Андерсена, который стоит посреди спальни с чемоданами в обеих руках и объясняет Лине, что все кончено: «Я ухожу от тебя, спасибо за все, но я ничего не могу поделать, я встретил другую женщину и не могу без нее жить».

«Не-ет, нет! — причитает Лине. — Ты не можешь так просто уйти от меня! — Она бежит за ним по лестнице, мимо кухни, в коридор, выбегает на улицу в ночной рубашке, халате и тапочках. — Я буду любить за двоих! — завывает она. — Давай попробуем начать все с начала? Дай мне шанс. Любимый, не уходи, не бросай меня, не бросай!»