Прежде чем сдохнуть - [29]

Мне было интересно, как я изменюсь, имея «душевную форточку». Изменения оказались глобальнее, чем я ожидала. Мне снесло башню. Уже через месяц я могла думать только о нем, если вообще была в состоянии думать. По большей части я тупо улыбалась и не понимала простейших вопросов, обращенных ко мне. Я давала мужу вилку к супу и ставила в своих текстах для журнала столько восклицательных знаков, что корректоры сделали мне коллективное замечание. Меня накрыло…

Мы гуляли по улицам, взявшись за руки, как студенты. И у меня даже не хватало бдительности, чтобы вглядываться в лица прохожих, опасаясь встретить кого‑нибудь из знакомых.

А я понимала, что Москва – достаточно маленькая деревня, и здесь очень велика вероятность случайных встреч с «друзьями семьи», особенно если ты гуляешь по Бульварному кольцу. Но я была так переполнена эмоциями, что тревоге просто не находилось места в моей душе.

Мы ходили в кино на все фильмы подряд и садились на дальний ряд. Как только кончалась заставка производящей студии, он склонялся надо мной лицом, и я впивалась губами в его кожу между бородой и ухом. Наверное, мы мешали другим смотреть фильм, но они не могли помешать нам.

Мне кажется, что в этот период мы совсем перестали видеться с мужем. Когда я возвращалась со своих «ночных заданий» и «вечерних интервью», он уже, как правило, спал. Как‑то вдруг обнаружилось, что Петька достаточно самостоятельный мальчик, чтобы одному приходить из школы и в одиночку справляться с домашними заданиями. К тому же телефонные консультации бабушки по всем вопросам никто не отменял: под ее чутким руководством ребенок даже научился варить супы на всю семью.

Я все настойчивее ощущала потребность покончить разом со всем старым, выскользнуть из своей прежней жизни целиком, как змея из отжившей шкурки, и окунуться в новую, прекрасную и наполненную радостью. Меня так и подмывало объявить мужу, что он проворонил такую чудесную, фееричную, сексапильную, талантливую и веселую бабу, как я. И что я ухожу к другому. И меня даже не смущало, что тот «другой» не сделал мне пока что никакого конкретного предложения, не обозначил перспектив в отношении своей руки и сердца. Наша связь с Дюшей (я уже дала ему интимное имя) казалась мне такой канатной, что я не сомневалась: стоит мне намекнуть – и венчальные кольца от «Тиффани» и медовый месяц на Мальдивах с одним из успешнейших режиссеров современности мне обеспечены.

Образ мужа с каждым днем становился все тусклее и тоскливее на моей «эмоциональной карте». А наш брак с Сашкой все в большей степени казался «перевалочным пунктом» и «подготовительным этапом» на пути к истинному счастью и блаженству гармонии. Муж, похоже, тоже чувствовал, что происходят какие‑то тектонические сдвиги. Но не дергался и не пытался уличить меня в измене, копаясь в моей электронной почте или смс–ках. Я тоже очковала порвать связь, которая длилась 17 лет. Похоже, и ему было страшно рушить то, что так долго и тщательно строилось…

Брак наш вступил в ту стадию, когда мы боялись даже выпивать вместе. Потому что каждый понимал, что стоит нам размягчить свой мозг алкоголем, снять все барьеры приличий – и нас понесет. Мы скажем друг другу все и на следующее утро после пьянки разведемся. Мы сделались парой убежденных трезвенников. Хотя в первые годы совместной жизни мы довольно куражисто пьянствовали в больших компаниях, могли и душевно по–тихому выпивать вдвоем на кухне, и параллельно обсуждать глобальные проблемы человечества, строить планы на будущее, танцевать, смеяться, корчить рожи, а потом истово заниматься любовью.

Собственно, если бы мы всегда были такими трезвенниками, какими сделались тогда, у нас бы даже не родилось сына. Я бы, наверное, никогда осознанно не решилась испортить свою жизнь материнством. Восемь лет назад Петька был зачат в каком‑то новогоднем угаре и, когда я в феврале с ужасом обнаружила, что беременна, пить «Постинор» было поздно. Аборт казался мне довольно мерзким мероприятием, и я решила, что младенец – меньшее из двух зол, если выбирать между выскабливанием и пеленками. Стиснув зубы, я начала готовиться к женскому подвигу родов.

Пока я придумывала органичные сценарии разрыва с Сашкой, он тоже не дремал. Неожиданно для меня он вдруг сделался неправдоподобным живчиком. Ни с того ни с сего по пять раз на дню он начал уверять меня, что я – единственная, неповторимая, классная и любимая. Что я красавица, умница, талант, смысл и свет его жизни, лучшая мама, потрясающая женщина, гениальная кулинарка, одаренная стилистка себя самой и просто самая–самая–самая.

Эта замысловатая перемена в нем изрядно меня заинтриговала. Мне стало так увлекательно, что я даже однажды завела себе будильник на шесть утра, чтобы проснуться вместе с ним.

И мы проснулись. И даже как‑то непреднамеренно приняли душ вдвоем и целовались под струями горячей воды. А потом я зачем‑то увязалась вместе с ним на утреннюю пробежку. По–началу мы не разговаривали. Он бежал в своих наушниках и в плейере, а я – под свою музыку и в своем ритме. Потом мы обнаружили, что бежим под одну радиостанцию. Смеялись над этим. И как‑то вдруг разговорились.