Прежде чем сдохнуть - [14]

Я его даже уговаривала с нею остаться. Но он уже не мог».

После чтения книг Максимовой я уже понимала, почему Оганесян не мог оставаться с Алкой после встречи с Соколовой. Но выслушать эту историю от первого лица мне все равно было ужасно интересно.

:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Наташа Соколова работала в компании Рафаэля чуть ли не с самого ее основания. Она удачно попала в первый «сценарный призыв», когда новорожденному кинобизнесу срочно потребовалась орава дешевых, непритязательных и незашоренных мыслями «о великом» писак, чтобы потоком выдавать сериальное мыло. В первые годы она находилась на той нижней иерархической ступени творческих кадров, которая исключала личное общение с Главным Творцом киностудии. А стоило ей подобраться к той ступеньке, на которой уже возможно было личное столкновение с Великим и Ужасным, как она оказывалась беременной и оставалась все там же – в диалогистах–сюжетчиках.

Чтобы столкнуться с Рафаэлем нос к носу, надо было добраться как минимум до сторилайнера – именно они ходили на совещания в самый большой кабинет, доносили креативные разработки сценарной группы и приносили сверху Ценные Указания и Мега–идеи.

К 28 годам Натка, несмотря на препятствия в виде беременностей, которые она сама себе чинила, все‑таки смогла выбиться в Главные авторы и ей доверили разработку совершенно оригинального сериала и даже дали в подчинение сценарную группу. И хотя сериал предполагался совершенно «наш», совладельцами студии к тому времени уже стали американцы, и без их одобрения ни что в производство не запускалось. Янки же вникали в дела дотошно: им мало было ознакомиться с общей концепцией, они норовили поправить каждый диалог. Для чего все написанные серии переводились с русского на английский, а потом – в поправленном виде – обратно. Они жадно выедали мозг русским сценаристам, беспощадно расправляясь с их временем и самолюбием.

Согласования обычно проходили по ночам – как раз, когда над Калифорнией вставало, и бодрые голливудцы, нажравшись низкокалорийных хлопьев, вымоченных в соке, испытывали прилив бодрости, сил и болтливости. В это же время московский сценарный офис проводил на ногах уже часов 16 и едва ворочал языком и мозгами. Словом, силы были не равны. В это время и начинался конференц–колл с американщиной.

За столом в московском офисе собирались сам Рафаэль, главный автор, двое сторилайнеров, главный редактор сериала, исполнительный продюсер и креативный продюсер. По громкой связи, с трудом подбирая английские слова, «наши» пытались отстоять свой креатив, а «ихние» – доказать, что все, что они получили накануне по электронке, – беспомощный шит. Обстановка временами делалась довольно нервная, и некоторые творческие кадры впадали в оцепенение, подобное летаргическому. Отключались, как будто у них вылетали пробки, предохраняющие нервную сеть от слишком большого напряжения.

Люди попросту засыпали прямо на рабочем месте. Никогда не засыпал только один человек – Рафаэль. Он мог связно и уверенно гнуть свою линию на неродном ему языке Шекспира, не сбиваясь на русский и армянский и не впадая в прострацию, до четырех–пяти утра. Сохранять энергетический баланс ему по–могали заранее припасенные термос кофе и бутылка коньяка, которые он смешивал в стеклянной кружке в разных пропорциях. С каждым часом доля коньяка в кружке увеличивалась. По–жалуй, утренний коктейль правильнее назывался бы коньяком с кофе, а не кофе с коньяком.

Вместе с Оганесяном до конца держалась и Наташка. Это другие уже не первый год ночевали в офисе, а у нее это был первый самостоятельный и потому по–настоящему будоражащий кровь проект.

Октябрьской ночью, когда в хороших московских домах правильные девушки лежали в пуховых перинках и видели радужные сны о новых норковых шубках, а в лужи планировали снежинки–первопроходцы, мать двоих детей Наталья Соколова нервно грызла ручку в залитой сырно–желтым электрическим светом переговорной. Пипл вокруг медленно, но верно застывал на стульях в неестественных позах и начинал похрапывать.

Натку подбешивал этот пофигизм, и она как будто нечаянно под столом попинывала коллег мягким носком утепленных кроссовок. Рафаэль мешал оригинальные коктейли. Наташка отчаянной наседкой защищала свое «детище», кудахча в селектор: «But, but, but! Listen! Listen!» И лихорадочно искала нужные английские заклинания, то бросаясь к словарю, то умоляюще глядя на начальника: «Как это будет ин инглиш?»

То подсовывала ему под руку заранее написанные «отбойники» на возражения америкосов. Может, она и не умела быть убедительной в телефонном разговоре с Америкой, но заранее просчитать, к чему там на этот раз придерутся, ей было вполне по силам. Натка сама не заметила, как на полусонном автомате схватила кружку Рафаэля и, не поморщившись, вылакала его кофейно–коньячную бурду. И тут же сама налила себе добавку – уже чистого коньяка. Он в ответ молча протянул руку к центру стола для заседаний, взял оттуда чистый стакан, плеснул в него коньяка, подвинул Натке и потянулся за своей кружкой.

— Я схожу вымою ее! – вяло трепыхнулась, изображая раскаянье, Ната.