Прежде чем мы стали чужими - [49]

– А если бы я попросила тебя, ты бы остался?

Он отшатнулся, скрестил руки на груди и наклонил голову набок.

– А ты бы попросила? – В каждом движении его лица читалось раздражение.

Я лежала там, глядя на него снизу, и чувствовала себя беззащитной, как никогда раньше. Да, я бы так хотела попросить его остаться, но разве я могла быть такой эгоисткой? Если бы я это сделала, стал бы он меньше меня любить, если он вообще любил меня? Я не могла отнять его мечту, чтобы исполнить свою. И не стала бы этого делать. Я не стала бы разрушать то, что он создал.

– Ответь мне, черт возьми. Ты бы попросила меня отказаться от всего?

Я не хотела этого, но мне надо было знать, согласился бы он.

– А ты останешься, если я попрошу?

Он сжал челюсти. Его дыхание стало резким. Он процедил сквозь стиснутые зубы:

– Да. Но я буду ненавидеть тебя за это. Так что давай, попроси меня.

Мне показалось, что он меня ударил. Я заплакала.

– Давай, попроси меня остаться и работать в долбаном фотомагазине, пока ты не окончишь аспирантуру. Ну же?

Я только трясла головой, не в силах сказать ни слова.

Он наклонился и, крепко взяв меня за подбородок, поднял мое лицо и посмотрел мне в глаза.

– Грейс, черт возьми, это же не расставание, не прощай. Это просто – увидимся позже. Пожалуйста, скажи мне, что ты справишься. Ну скажи – ты же справишься, да?

Я просто задыхалась. Он был зол, но в его выражении сквозь ярость пробивалась любовь.

– Мы ничего не обещали друг другу, – прошептала я. – Прости, что начала все это. Мы просто поживем и увидим, что будет, хорошо? Это просто – увидимся позже.

Он кивнул:

– Да.

Ты говорил, что ты – мой, а я – твоя.

Всхлипывая, я попросила:

– Иди ко мне? И он был таким нежным, ласковым и полным чувства, что я еще долго плакала после того, как все кончилось, и он обнимал меня, но, конечно, все равно это было недостаточно долго.

Спустя несколько часов мы выехали в аэропорт. Тати осталась в машине, а я пошла проводить Мэтта до вылета.

– Я позвоню, как только смогу.

– Конечно. Где это будет?

– Сначала мы летим в Северную Боливию. – Он снял сумку с плеча и поставил на пол. Затем сказал, опустив глаза: – Грейс, я представления не имею, как это все будет и как далеко от цивилизации я буду находиться. Возможно, ты какое-то время ничего не услышишь обо мне, но я напишу тебе, и мы договоримся, как будем созваниваться.

Он пристально смотрел на меня, будто стараясь запечатлеть в памяти.

– Грейс, то фото купил Порнсайк.

Я моргнула:

– Я знаю. Почему ты говоришь об этом сейчас?

– Я подумал, лучше, чтобы ты знала. Он хороший мужик.

– Как мило с твоей стороны. И с его тоже, – ядовито заметила я.

– Я не хотел, чтобы ты узнала, что я знал и не сказал тебе.

– Ладно. – Я поняла, что Мэтт старался завершить все недосказанности.

По громкой связи объявили, что посадка на его рейс заканчивается. «Пора». Он раскрыл руки, и я кинулась к нему с такой силой, будто пыталась впрыгнуть в него, внутрь, чтобы он взял меня с собой и унес в своем сердце. Он стиснул меня крепко-крепко.

– Увидимся позже, да, Грейс?

Мы оторвались друг от друга.

– Увидимся позже, Мэтт.

Он улыбнулся и начал уходить. Прямо перед тем как уйти совсем, он обернулся, вытащил что-то из кармана и поднял вверх.

– Смотри, я украл это у тебя!

Это была репетиционная запись моей игры на виолончели. Он засмеялся, сделал шаг – и исчез.

Любовь моей жизни ушла.

19. Что с нами стало?

ГРЕЙС

На следующий день после отъезда Мэтта я прошла прослушивание на виолончелиста в гранжевом оркестре, на маленькой сцене возле улицы Аллен в Ист-Виллидж. Музыка была похожа на «Нирвану»[11], с такими же тихими, привязчивыми куплетами и громкими, визжащими припевами. Я представила себе, как нас покажут в какой-нибудь внестудийной записи на музыкальном канале VH1, и я прославлюсь как рок-виолончелист, и меня будут приглашать все знаменитые оркестры, приезжающие в Нью-Йорк. Мне казалось, что все мои мечты наконец исполняются.

Я жила сама по себе, хорошо играла, много репетировала и получала в конце недели зарплату. За три ночи выступлений мне платили сто двадцать долларов. Все шло отлично, и мне не терпелось рассказать об этом Мэтту.

Первый раз он позвонил спустя полторы недели после отъезда. Я репетировала в своей комнате. Дарья постучала мне в дверь с криком: «Грейс! Там в лобби тебя Мэтт к телефону!»

Я понеслась по лестнице. На мне были только Мэттова майка и под ней старые затрепанные трусы. Мне было наплевать – я была слишком взвинчена.

– Привет! – крикнула я, задыхаясь.

– Черт, этот звонок уже обошелся мне баксов в семьдесят.

Мое счастливое возбуждение несколько померкло от этого приветствия.

– Извини, я не знала.

– Не важно. Черт, мне столько надо тебе рассказать.

– Ну?

– Нэшнл Джиогрэфик в сентябре запускает свой телевизионный канал. Открывается куча новых вакансий, а Элизабет уже и так от меня в полном восторге.

– Кто такая Элизабет?

– Ведущий фотограф нашего проекта. Онасуперкрутая. Это она лично выбрала меня на стажировку, увидев мое портфолио. Я даже и не знал.

Я хотела спросить, сколько ей лет и красива ли она.

– Мэтт, я так за тебя рада.

Он прокричал: «Сейчас иду!» – кому-то за телефонной трубкой.