Прежде чем мы стали чужими - [37]

Его отец определенно выглядел человеком, много времени проводящим возле зеркала, но его улыбка была искренней, как у Мэтта. С дивана поднялся человек, в котором я безошибочно узнала Александра. На нем был снежно-белый костюм и розовая рубашка без галстука. Верхние три пуговицы были расстегнуты, виднелась гладкая грудь без волос. Волосы были светлее, чем у Мэтта, и казались пластмассовыми от геля.

Он в три скачка оказался рядом с Мэттом.

– Это Мэтт, и как всегда, он опоздал! – бодро воскликнул он. Взяв у Мэтта бутылку, он внимательно ее изучил. – Смотрите, он принес нам шампанское для бедных! Что скажете? Может, зажарим в нем кусок свинины?

Он это что, всерьез? О господи…

У меня сжалось сердце при мысли, что Алетта дала Мэтту эту бутылку, и Мэтт, зная, что о ней подумают в этом доме, но не имея мужества сказать Алетте… Или мне. Так вот почему он взял ее у меня в последнюю секунду.

Не обращая внимания на брата, Мэтт шагнул ко мне и взял меня за руку.

– А это Грейс.

Я неловко помахала рукой. Ко мне подошла мачеха Мэтта.

– Здравствуй, дорогая. Я Регина.

Пока я пожимала ей руку, отец Мэтта подошел к нему и молча обнял, а потом повернулся ко мне:

– Привет, Грейс, рад тебя видеть. Я слышал о тебе и твоей музыке.

Я сглотнула, думая, что же именно он слышал.

– Спасибо, сэр. Очень приятно.

– Зови меня просто Чарльз.

Меня охватило желание сказать: «Как насчет Чарли?», и я нервно хихикнула.

– Хорошо, Чарльз.

Александр отступил назад, и я увидела, как в гостиную с другой стороны вошла темноволосая молодая женщина. Она была прелестна, в стиле девушки-по-соседству. Длинные гладкие волосы с закрученными вверх концами. Большие карие, на удивление теплые глаза. Я улыбнулась ей, и тут увидела ее шутовскую ухмылку, широкую и фальшивую, с недобрым намеком. Она скользнула к нам по-кошачьи плавным движением.

– Маттиас, – высокомерно произнесла она.

– Привет, Моника. Это Грейс.

Она снова неприятно улыбнулась, не разжимая губ, и не спеша оглядела меня с головы до кончиков сапог, а потом снова взглянула в лицо. Я протянула ей руку, но она повисла в воздухе. Наконец она ответила на приветствие:

– Очень приятно. Ты выглядишь в его вкусе.

– Эээммм…

Моника обернулась к Мэтту:

– А разговаривать она умеет?

– Дети, давайте продолжим в столовой, – прервал нас Чарльз. И я была ему признательна.

Мы, шестеро, расселись вокруг большого, сияющего стола из черного дерева, с серебряными приборами и хрустальными бокалами. Мы с Мэттом сидели напротив Александра с Моникой, а Чарльз и Регина расположились в торцах стола. Наина быстро и ловко сновала туда и сюда, подавая на стол блюда с едой.

Чарльз объявил, что еду приготовил шеф Майкл Мэзон. Я наклонилась и прошептала Мэтту:

– Кто он такой?

– Кого это волнует? – громко ответил мне Мэтт, но никто не обратил на него внимания.

Регина с Моникой обсуждали какого-то дизайнера, который шил свадебное платье Моники, а Чарльз добивался от Александра подробностей переговоров о контракте по какому-то фильму. Большую часть обеда они нас игнорировали, и я, в общем, была этому рада. Но когда подали десерт и Моника с Александром выпили по нескольку бокалов шампанского, они обратили внимание и на нас.

– Так ты играешь на виолончели? – спросил Александр.

– Да.

– О-о, – протянула Моника понимающе. – Так это ты виолончелистка?

– Да, – снова сказала я. Я заметила легкое напряжение в выражении лица Мэтта. Он смотрел на Монику, пытаясь разгадать ее тон.

От ее сахариновой улыбки и фальшивого смеха у меня по спине пробежал холодок. Она смотрела на Александра, но указывала на меня.

– Так это та самая? – она стрельнула глазами в Чарльза. – Та, которую тебе пришлось выкупать, да, Чарльз?

– Простите? То есть… выкупать? Я не понимаю, – переспросила я, с трудом возвышая голос чуть громче шепота. Откуда взялась слабохарактерная идиотка, в которую я превратилась в компании этих людей?

– Не важно. Моника, это не тема для застольной беседы, – резко ответил Мэтт.

Оттолкнув свой стул, я поднялась.

– Туалет? – спросила я, не обращаясь ни к кому конкретно, но надеясь на спасение.

– Дальше по коридору, вторая дверь направо, – ответила Регина.

Резко поднявшись, я слегка покачнулась от выпитого шампанского. Мэтт встал, но я быстро прошла мимо него в коридор. За спиной я слышала его шаги. Зайдя в ванную, я попыталась запереть дверь, но Мэтт успел просунуть ногу в створ.

– Подожди. Пусти меня.

– Нет! – рявкнула я.

– Грейс, я серьезно. Пусти меня… пожалуйста.

У меня набежали слезы на глаза, и я уставилась в пол, но наконец отпустила дверь и дала ему войти. Он приподнял мое лицо за подбородок. Его глаза горели.

– Послушай. Я одолжил денег у отца, чтобы выкупить твою виолончель из заклада. Но я не объяснял ему всех подробностей, потому что знал, что он все равно ни черта не поймет в наших обстоятельствах. Они вообще не заслуживают никаких объяснений. Ты хорошая, добрая и чистая, и ты не нуждаешься в подтверждении этого от них. Пусть думают, что хотят. Пусть Моника упражняется в своем дерьмовом осуждении. Пусть Александр думает, что деньги пошли на твой пятый аборт. Они никогда в жизни не будут ничем довольны, потому что, сколько бы у них ни было, им всегда надо больше. А теперь им надо унизить нас, потому что у нас есть то, чего нет у них.