Прежде чем иволга пропоет - [17]

Я родилась в девяносто седьмом. Мама хотела назвать меня Кристиной, но тогда еще была жива бабушка. Она сходила в ЗАГС и записала меня Диной.

Мать взбеленилась, но было поздно. «В честь осеевской «Динки», – с упрямым спокойствием твердила бабуля. Зная мать, голову дам на отсечение, что бесилась она, потому что не читала книжку и была уверена, что таким образом бабуля ткнула ей в нос ее же невежеством.

И знаете, что самое забавное? Что за все последующие годы она так и не удосужилась ее прочесть. Даже после бабушкиной смерти.

Для бабули я всегда была Динкой. «Дину» она не признавала. Когда наступали каникулы, в первый же день мы с ней отправлялись в кафе. Бабуля заказывала рюмочку коньяка («Это для сосудов, рыбонька») и смаковала ее, пока я расправлялась с эклерами под кофе.

За первой рюмочкой следовала вторая, за второй – еще одна, и из кафе бабуля выбиралась в изрядном подпитии.

– Рыбонька, я, кажется, надралась, – сообщала она аристократическим тоном. – Но сегодня такой день! День твоей свободы!

Я была с ней совершенно согласна.

«Опять с этой алкоголичкой шарахалась? – злобно кричала вечером мать. – От тебя ее дрянью воняет!»

Дрянью мать называла духи «Ландыш серебристый», которые бабушка обожала и щедро орошала себя перед торжественными выходами.

Но никакие вопли не могли испортить радости от нашего с бабулей кутежа.

Парень отпил кефир.

– Я с утра не способен к спорту. Кстати, помнишь Марту?

– Всех твоих девиц запоминать…

– Да нет! Марту из Беловодья. Рыжую.

– А, малявку! – Бирюк чему-то обрадовался. – Такую забудешь! А что?

– Помнишь, как мы ее встретили?

Тут спортсмен внезапно перестал колотить грушу и как-то странно застыл. Будто к чему-то прислушивался.

– Ага, – кивнул русый. – Вот-вот.

– И давно? – непонятно спросил бирюк.

– Где-то с полчаса. Но проще узнать у нее самой.

Он поднял голову и вежливо сказал:

– Сударыня, вас не затруднит спуститься?

С такой легкостью меня раскрыли впервые. Размышляя, где прокололась, я спрыгнула со своей ветки на нижнюю, повисла на согнутых ногах вниз головой, крутанулась – и встала перед ними.

Бирюк фыркнул без всякого дружелюбия. Глаза темно-карие, широкий нос перебит, да не один раз. Насмотрелась я на такие носы! Рожа небритая, разбойничья.

Его приятель рассматривал меня насмешливо, склонив голову набок. Ничего примечательного в его внешности не было, кроме цвета глаз: серые, очень светлые. Радужка оставалась того же оттенка, когда на нее падало солнце, хотя у сероглазых, я не раз замечала, она меняется от голубого до зеленого.

Ясногородский, большой любитель камней, показывал мне как-то один из своих перстней, с прозрачным серым камнем. К тому времени он уже немного рассказывал мне о них, и я была уверена, что это горный хрусталь. «Ты почти права, – сказал Ясногородский. – Камень-обманщик: называется «раухтопаз», но не имеет отношения к топазам. Он – дымчатый кварц. Между прочим, раньше считалось, что может сводить владельца с ума. И вызывать темные силы, разумеется».

Темные силы, значит.

– Наши имена вам, без сомнения, известны, – сказал парень.

Я кивнула на бирюка:

– Его – нет.

– Сергей, – буркнул тот.

Таращится как солдат на вошь. Чуть дернешься – разотрет пальцем.

– Инна, – соврала я, не задумываясь.

– Что привело вас на нашу рябину, Инна? – осведомился русый.

– Это ольха, – сказал Бурый.

– Это черемуха, – поправила я. – Извините.

Оба задрали головы, рассматривая мое дерево.

– А где ягоды? – прогнусавил бирюк.

– В июле.

Русый засмеялся, и я невольно улыбнулась. Он вызывал безотчетную симпатию, и, поймав себя на этом, я мигом насторожилась.

Эти двое – враги. Как и все вокруг. Покупаясь на чье-то обаяние, вы даете собеседнику кредит доверия. А доверять никому нельзя.

– Извините, если помешала. – Я поковыряла ножкой землю. – Мне как-то неловко было появляться на глаза, когда вы, – я кивнула на бирюка, – начали заниматься. Как будто я подглядываю.

На лицах обоих явственно отразилась уверенность, что именно этим я и занималась. Какие неприятные люди.

Разрываясь между желаниями узнать об этих двоих побольше и держаться от них подальше, я все же протараторила:

– Мне пора, извините еще раз, хорошего дня, приятно было познакомиться.

И даже вполне искренне покраснела под пристальным взглядом парня.

Сунула руки в карманы спортивных штанов и пошла к озеру.

Слух у меня почти такой же хороший, как обоняние. Так что я прекрасно расслышала, как русый сказал мне вслед:

– Даже врет в точности как Марта.

Происшествие с этими двумя выбило меня из колеи, вернее, как раз вернуло в привычное состояние настороженности. Я слишком расслабилась в компании Кирилла за эти дни. Перестала просчитывать, с какой стороны можно ждать нападения.

Нехорошо.

Чтобы хоть что-то взять под свой контроль, я решила узнать, какими маршрутами ходит мой новый друг. Не то чтобы он отказывался брать меня с собой. Как-то получилось, что пока я спала, он гулял; днем наступала его очередь отсыпаться, в то время как я рисовала возле сарая. Кирилл явно привык долго бродить в одиночестве. Я не навязывала свою компанию. Но меня не оставляло чувство, что если бы я и попыталась это сделать, потерпела бы неудачу.