Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - [22]

– Как благословите! – коротко, нарочито рублено ответил отец Василий. – Но в администрации области ждут. Губернатор, сами понимаете, очень высокого мнения о собственной персоне, – тут в словах благочинного появилась столь же нарочитая, ядовитая ирония. – Сам на прием ехать не хочет. Но звонили, приглашали. Даже обещали все особо торжественно устроить.

– А ты вместо меня не можешь? – спросил Евсевий. Интонация была почти просительной, отчего Васильев основательно смутился. Понятие субординации за годы армейской службы он впитал чрезвычайно крепко, и неуверенность, а тем более просьба со стороны вышестоящего лица – это было что-то диковинное и даже неприличное.

– Как благословите! – снова сказал он. Благочинному очень нравилась и эта фраза, и сам этот стиль. Он любил командовать и подчиняться – но первое все-таки больше.

Евсевий продолжал размышлять. Он все еще не мог привыкнуть к архиерейскому сану. И он сам, и епархиальные клирики ощущали, что ведет он себя со священниками скорее как один из них, первый среди равных в лучшем случае, а не как собственно епископ – «князь Церкви». Казалось, будто он надел костюм с чужого плеча. Но это была лишь половина проблемы. В конце концов, так ведут себя многие недавно рукоположенные архиереи, те, кто не впадает в противоположную крайность – упоение только что упавшей в руки властью. Вторая половина проблемы состояла в том, что Евсевий, в отличие от множества иных епископов, был монастырским монахом.

Разумеется, по традиции все архиереи были монахами. Однако в большинстве случаев свою жизнь до епископства они проводили отнюдь не в монастырях – служили на приходах и в кафедральных храмах, преподавали в семинариях, а чаще всего – были функционерами в епархиальных или даже патриархийных структурах. Получению навыка монашеской жизни это не способствовало, зато позволяло хорошенько узнать всю церковную управленческую кухню. Кроме того, такие кандидаты в архиереи очень неплохо ориентировались в мирских реалиях, более-менее ясно представляли себе расклады во власти на региональном и на федеральном уровне и хоть как-то, но умели с этой властью взаимодействовать.

В случае Евсевия все было совсем иначе. Еще семинаристом, в выпускных классах Московской духовной семинарии, он принял монашество. Однако на приходе не служил, а состоял в братии Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Оттуда его перевели в Данилов монастырь, потом и вовсе перебросили за пределы Московской области, но, так или иначе, всю свою жизнь он и жил, и служил исключительно в монастырях, последним из которых был Павловский Покровский, куда Евсевия поставили уже наместником.

Разумеется, в сане архимандрита ему приходилось общаться с местными властями, выезжать на приемы к ним, а иногда и принимать их у себя. Однако случалось это не слишком часто. И всегда он возвращался в свою обитель, в привычную и ставшую для него родной монашескую среду.

Теперь же все изменилось. С различными представителями «властей предержащих», местными учеными, общественниками и прочей подобной публикой нужно было встречаться чуть не ежедневно. Все они очень хорошо помнили интеллектуального и открытого Евграфа и теперь спешили познакомиться с его преемником, от которого ожидали такой же открытости и радушия. Но для Евсевия, который, в отличие от своего предшественника, был выходцем отнюдь не из номенклатурно-интеллигентских кругов, такое общение стало настоящей пыткой. Которой он и старался, елико возможно, избежать, либо отказывая во встречах (если речь шла о местных университетских преподавателях и всяческих общественных активистах), либо посылая вместо себя благочинного (когда дело доходило до взаимодействия с властями). Естественно, обижались и те, и другие. В глазах большинства местных интеллигентов, избалованных вниманием Евграфа, поведение епископа Евсевия выглядело высокомерным. Что же до Областной администрации, то там небезосновательно усматривали в попытках вести дела через благочинного грубейшее нарушение протокола.

Евсевий понимал, что подобный стиль чреват серьезными рисками. Во-первых, пренебрежение местными властями может весьма скоро аукнуться охлаждением отношений с руководством области. Да, в Москве, на всероссийском уровне, было принято решение о некотором государственно-церковном сближении (по крайней мере, об этом можно было судить по первым шагам нового президента). Но сближение – сближением, а в Мангазейске хозяином остается местный губернатор, и если ему очень захочется, то он может основательно попортить кровь здешнему епископу, невзирая даже на официальные московские директивы. Во-вторых, перекладывая значительную часть своих обязанностей на благочинного, он, как архиерей, попадал в зависимость от этого самого благочинного. Скоро не только в администрации, но и в епархии начнут путать, где заканчивается епископ Евсевий и начинается иерей Василий. А следом за епархией, чего доброго, начнут путать и в Патриархии…

– Ты сам-то как думаешь? – после некоторого раздумья, спросил благочинного Евсевий.

– Простите, Владыко, но дело важное. Если благословите, то, конечно, поеду. Но будет, кроме всего остального, обсуждаться вопрос и о кафедральном соборе… – отец Василий мягко оборвал фразу и вопросительно посмотрел на Преосвященного.