Преврати меня - [10]

Первого сентября был теплый солнечный день. После коротких летучек, на которых нас знакомили с классными руководителями, я нашла брата на лавочке напротив пустующей раздевалки. Он неподвижным взглядом смотрел на блестящие желтые крючки для одежды. Я села рядом с ним. Он оглянулся.

— Ну как?

— Ничего, — ответила я. — Хороший класс.

Саня кивнул.

— А у тебя? — спросила я. — Ты в порядке?

— Я не помню, — сказал Саня.

— Не помнишь что? — не поняла я.

Лицо брата дернулось.

— Я не помню, как зовут людей, с которыми я сегодня знакомился, — признался он. — Был один мальчик… Коля или Костя…

Глаза у Сани стали испуганными.

— Как я смогу подружиться с кем-то, если не запоминаю имена? — спросил он.

— А как классрука зовут? — поинтересовалась я.

— Я записал, — ответил брат. Он импульсивно встал. — Пошли отсюда. Я хочу домой.

— Это не страшно, Саня, — я положила руку ему на плечо, пытаясь успокоить. — Ты их выучишь.

Он не ответил. Мы вышли во двор школы, и я снова увидела, какими неуверенными стали шаги брата. Его плечи дрожали. Он чувствовал, что лед треснул. Под нами плыла снежная мгла. Уже не было ничего прочного вокруг. Горе стояло на пороге нашего дома.

Четвертого сентября маму вызвали к директору. Потому что я разбила нос однокласснице. Я била не в нос. Я просто дала ей пощечину, когда она сказала, что мой брат имбецил, не делает уроки и путает других людей. Звук от удара вышел влажный, хлюпающий.

В начале второй недели сентября отец дважды возил Саню в Майский на дополнительное обследование. Теперь на блюдечке с лекарствами рядом с белой пилюлей лежали две продолговатые коричневые капсулы. Это был «эссенциале форте Н». Он предназначался, чтобы спасти печень брата от депакина.

Однажды ночью я спустилась из нашей комнаты в туалет и услышала тихий разговор.

— Это лекарство от эпилепсии хуже, чем болезнь, — сказал отец. — Он меня переспрашивает, о чем мы говорили пять минут назад.

— Оно лечит, — возразила мама.

— Калечит, — добавил папа. — У него через полгода будет печень как у алкоголика.

— Не будет, — не согласилась мама. — Для этого есть форте. А если он не справится с учебой, наймем ему репетитора.

— А если…

Я хлопнула дверью туалета, и они замолчали.

* * *

Ситуация изменилась в первые дни октября, когда брат на большой перемене упал в школьной столовой. Там были длинные столы с двумя лавочками по сторонам от каждого. У Сани свело бедро. Он застонал, попытался удержаться за край столешницы, но распрямившиеся ноги заставили его свалиться в центральный проход, на грязный вонючий пол, где хлорка вечно смешивается с раздавленными объедками и пролитым компотом.

Воспоминания о том дне выглядят сейчас как яркие, тошнотворно отчетливые отрывки. Они вспыхивают в голове один за другим, но я не помню многих деталей.

В столовой в этот момент была почти вся школа. Вокруг Сани моментально собралась толпа. Старшеклассники давили на сбившуюся в центре мелкоту. Всем было интересно. Толпа шептала, шуршала и переговаривалась.

— Че с ним?

— Припадочный…

Я не понимала, что в центре месива мой брат, пока не услышала передающуюся из уст в уста новость.

— Это новенький, дегенерат из пятого Б.

Я попыталась пробиться через стену спин, но безуспешно. Мне было стыдно и страшно. Стыдно, что на мучения Сани пялится вся школа. Страшно, что его просто затопчут или что этот приступ хуже предыдущего. Наконец какой-то мальчик закричал: «Помогите же ему!» Это произвело эффект. В толпу врезались взрослые.

Я помню, что вцепилась в руку посудомойки со словами: «Это мой брат, там мой брат». Толстая женщина помогла мне пробиться к центру кучи. Саня лежал на спине. Его глаза смотрели в никуда, губы двигались, но шепота из-за шума чужих голосов было не разобрать.

Столовая находилась на первом этаже, напротив раздевалки. Скоро к нам от парадного входа пробился охранник. Кто-то уже бежал с медсестрой, но мужчина не стал ждать, просто поднял брата на руки и вынес из толпы.

Мы шли довольно быстро. Я поддерживала Сане голову. Ноги брата чуть заметно дергались. Медсестра встретилась нам на полпути к ее кабинету.

— Что с ним? — отрывисто спросила она.

— Эпилепсия, — ответила я.

— Не надо было его поднимать, — рассердилась она.

— Уже все, — ответил охранник.

Саню принесли в медпункт и положили на койку. Сестра сделал ему укол валиума, но ничего не изменилось. Прошла минута.

— Что-то не так, — сказала она. — Приступ должен проходить на игле.

— Я вызвал «скорую», — сообщил охранник.

— У него первый припадок? — спросила сестра.

— Второй большой, — ответила я.

— Не эпилепсия у твоего братика, деточка, — сообщила сестра. — Эпилептический припадок от такого укола проходит моментально.

— Больно, — еле слышно прошептал Саня.

Он все еще жаловался — протяжно, неразборчиво, мучительно. Женщина — у нее самой дрожали руки — вытерла ладонью пот со лба брата, потом пощупала его живот, смерила давление и пульс.

— Мышцы расслабляются, — сказала она, — а боль не уходит.

Медсестра открыла прозрачный шкафчик в углу кабинета, обломала ампулу, вытянула ее содержимое и сделала Сане второй укол. Я держала брата за руку. Сжимала и разжимала ее, теребила его пальцы. Прошла еще минута, и он ответил на мое рукопожатие.