Превращение Розы - [75]

Один раз, в перерыве между ласками, Алек, наконец, шепнул ей запоздалое обвинение:

— Ты держалась до последнего, правда, Роза?

Она же, поправляя его, ответила:

— Я держалась ради тебя. Понимаешь, я помнила твой совет.

В этот момент она ближе всего подошла к своему признанию, что любит его. И лишь когда он заснул, положив голову ей на грудь, она немо, одними губами, произносила слова любви вновь и вновь.

Поскольку несмотря на все нежные слова Алека, на те восхитительные, сокровенные похвалы, которые он шептал ей и которые звучали в ее ушах чудесной музыкой, он не осмеливался произнести три самых волшебных слова, которые увенчали бы ее блаженство. Она отказывалась огорчаться из-за этого, слишком поглощенная тем, что давала сама; ей ничего не нужно было от него. Она начинала чувствовать упоительную власть, какую женщина может иметь над мужчиной. А еще у нее кружилась голова от сознания того, что, сколько бы женщин ни знал Алек до нее, она нравилась ему на свой, особый манер. Он не оставил в ней никаких сомнений насчет этого.

Только к вечеру они вспомнили о том, что пора соединить тело и душу воедино, и нашли время, чтобы поговорить внятно. Алек осторожно вытащил Розу из ее утомленной дремоты.

— По-моему, нам пора что-нибудь поесть, — распорядился он. — Я должен подкрепить свои силы. И ты тоже, — добавил он со значением, — если, конечно, ты не станешь настаивать на аперитивчике.

Роза запросила пощады.

— Я абсолютно умираю с голоду, — сообщила она ему лукаво, — только я была слишком деликатной, чтобы сказать тебе об этом.

— Пожалуй, я заставлю тебя голодать до полного подчинения, — пригрозил он, опрокидывая ее на постель.

— Ты всегда такой жадный? — захихикала Роза, сопротивляясь.

— Не нужно недооценивать меня, — пригрозил он ей. — Я пока еще не в форме. А если я сейчас полуживой, то виновата в этом только ты. И где только столь маленькая, сладкая девственница, как ты, могла научиться таким фокусам в постели?

Роза вспыхнула при этом упоминании ее забвения всех запретов.

— Ведь ты же сказал, что я всегда полна неожиданностей, — нашлась она, ускользая из его рук.

— А я и не говорил, что удивлен, — улыбнулся Алек. — Я всегда знал, что ты динамит.

Чтобы дать возможность упрямым горничным убраться в номере, они не стали обедать в отеле и отправились и соседний ресторанчик, где умяли невероятное количество гамбургеров со всякой всячиной в свой поздний ланч.

— Ты счастлива, Роза? — вдруг спросил ее Алек.

Счастлива ли? Она заколебалась, боясь искушать судьбу. Ведь счастье похоже на канат — ты идешь по нему, пока не посмотришь вниз.

— Вот еще бы таких блинов с кленовым сиропом, и я приду в совершенный экстаз, — заверила она его.

Однако Алек был настроен серьезно. Он выждал с минуту, сделал глубокий вдох и выдох, сжал ее руки в своих и начал:

— Роза, я очень ловко ухитрился переложить основную долю вины на тебя. Что нечестно с моей стороны, потому что весь этот год я страдал как черт из-за своего собственного проклятого идиотизма.

После того как ты вернулась в Англию, мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что не нужно было отпускать тебя совсем. Для собственного оправдания я использовал всяческие высокопарные отговорки: заботу о твоем будущем как художницы, моральную ответственность за твое благополучие, уверенность, что твои интересы я ставлю выше своих. Но истинной причиной того, что я отправил тебя прочь, была моя трусость. Я не мог примириться с мыслью, что буду зависеть от другого человека. Ты стала угрозой для моей самодостаточности, и чем дольше ты оставалась у меня, тем больше я боялся. Хотя тогда и не признавался себе в этом. О нет, я вполне владел ситуацией. По крайней мере, так думал.

После твоего отъезда я пришел в ужас, оттого что почувствовал себя обделенным. Я словно потерял какую-то важную часть тела, руку или ногу. Меня мучили фантомные боли, будто ты рядом со мной, а я просто не могу к тебе прикоснуться. Я перепробовал все — работу, путешествия, других женщин — я сопротивлялся как одержимый. Понимаешь, я не мог признаться сам себе, что же действительно со мной случилось.

Роза смотрела, завороженная, как лицо Алека теряет свое обычное выражение воли и силы. На нее это признание подействовало словно нежнейшая ласка. Она нежилась, едва осмеливаясь перевести дух из опасения прервать его рассказ. Внезапно он бросил на нее испытующий взгляд. Роза поглядела в ответ, но помогать ему не стала.

— И когда я, наконец, получил известие от Поллока, что у тебя воспаление легких, Бог да простит меня, но я обрадовался. Обрадовался оттого, что мне, при моей трусости, оно давало повод, которого я отчаянно жаждал, чтобы увидеть тебя снова. «Пусть только с ней все будет в порядке, — молился я, — и пусть она никогда больше не расстанется со мной».

Когда я обнаружил, что мою территорию занял другой мужчина — пардон за грубость, но именно так я это тогда почувствовал, я не был намерен сдаваться без борьбы. Что бы он из себя ни представлял, я был готов к отчаянному поединку любыми, даже грязными, средствами, и меня не интересовало, во что это обойдется нам всем. Я ругал себя в миллионный раз, что не стал заниматься с тобой любовью в тот вечер в Париже. Я ревновал как черт, что он владел тобой, как я предполагал, а мне не удалось. И как только ты смогла заставить меня страдать так сильно, Роза? Хотя, Бог свидетель, я заслужил это.