Превращение - [117]

Скелет Кира висел в воздухе. Шар чистого голубого пламени возник там, где должно было быть его сердце. За секунды его кости превратились в пепел и развеялись.

Внезапно ветер прекратился, и я упала на пол.

— Это была явно самая крутая вещь, которую я когда-либо видел, — с трепетом произнес Макс.

— Заткнись, Макс, — я услышала шаги, затем Натан опустился на колени и обнял меня. — Кэрри, ты в порядке?

Я не могла говорить. Могла только рыдать.

Он сжал меня в объятии, которое было бы удушающим, если бы я перестала плакать и решила вздохнуть.

— Все закончилось, — утешал он, гладя мои волосы. — Ты держалась молодцом.

— Мы должны забрать ее сердце обратно у Пожирателя Душ, — тихо сказал Макс. — Здесь есть кто-нибудь, кто может помочь?

— Далия, — сказала я, вытирая глаза. Не спрашивая меня, Макс и Натан помогли мне подняться, и мы вышли в коридор.

Далия спускалась по лестнице, ее лицо было залито слезами:

— Ты сделала это? — Я кивнула. — Тогда иди и возьми свое сердце.

Она засунула серый предмет в сумку «Зиплок» и протянула ее мне. Я с неуверенностью смотрела на нее.

— Это оно, — сказал Натан. — Я бы узнал его везде.

Я взяла сумку.

— Если я когда-нибудь снова увижу вас, ребятки, я, вероятно, вас убью, — предупредила Далия.

— Тогда, надеюсь, никогда не встретиться тобой снова, — сказала я, вкладывая душу в каждое слово.

Я хотела спросить ее, остаться мне в поместье или уйти. Более того, мне важно было знать, будет ли Кларенс в безопасности с ней, поскольку он скорее останется здесь и умрет, чем встретит жизнь за этими стенами.

Но Натан и Макс уже направились к двери, и я не хотела испытывать судьбу, оставаясь здесь и дальше.

Я не оглядывалась, когда мы шли по подъездной дорожке, но не могла перестать представлять освобожденную душу Кира, скользящую в бесцветной загробной жизни рядом со мной, на пути к вратам.

ГЛАВА 25 Что-то во веки веков

Прошла неделя, прежде чем я перестала плакать целыми днями. Большую часть времени я оставалась в комнате Натана, свернувшись клубочком под одеялами в его кровати.

Натан был рядом со мной, когда не наблюдал за приготовлением к повторному открытию книжного магазина. Мы не разговаривали. Не думаю, что сказала ему хоть слово за шесть дней. Но когда моя депрессия рассеялась на достаточно долгое время, я решила, что должна спросить о том, что видела.

— Сколько времени вы были женаты?

Натан вздохнул и лег рядом со мной.

— Это один из тех неизбежных разговоров, да?

— Да.

Я взяла кружку крови, которую он оставил для меня на ночном столике. Кровь начала сворачиваться, но я все равно выпила, радуясь, что мой аппетит возвращается.

Натан откашлялся.

— Почти тринадцать лет.

— Ты сильно ее любил, — я накрыла его руку ладонью. Я здесь для тебя. Позволь мне войти.

Когда он посмотрел на меня, его глаза были окружены красными кругами.

— Я люблю ее.

Настоящее время потрясло меня.

Он почувствовал это. Но не извинился.

— Я не хочу, чтобы ты думала, что не волнуешь меня. Это не так. Узы крови видят это. У меня нет выбора в этом случае. Но я не могу отпустить ее.

— Ты не должен, — по моей щеке скатилась слеза. — Натан, ты…

«Любишь меня?»

— Нет, — он знал, что я намеревалась спросить у него. Вспышка боли исказила его черты. Мое сердце должно было превратиться в камень в моей груди, но я знала, что он отвергает не меня. Он отвергал себя.

В течение нескольких минут мы лежали в тишине. Ничего кроме напряжения, связывающего нас через узы крови. Наконец он перекатился набок, чтобы посмотреть мне в лицо.

— Теперь остается вопрос: ты присоединишься к «Движению»? Ты думала об этом?

Конечно. Я была почти готова сказать ему, куда он мог засунуть свое драгоценное «Движение», но слова не успели сорваться с моих губ, как он снова заговорил:

— Потому что я выхожу.

Внезапно я осознала значение фразы: «Я поражен до глубины души».

— Ты серьезно?

Он засмеялся.

— Я был на испытательном сроке более семидесяти лет за то, что убил Марианну. Я никогда не прекращал жалеть об этом, и если бы прямо сейчас кто-нибудь зашел в эту дверь и дал мне шанс поменяться с ней местами, я бы сделал это. Но «Движение» никогда не простит меня, а пока они не перестанут бросать мне это в лицо, я не смогу двигаться дальше.

Здесь было большее. Я чувствовала это прямо под его сожалением. Но я не стала давить. Для этого будет другое время.

— Это большая перемена. Я тоже кое-что сделаю. Начну искать собственное место, — сказала я с жизнерадостностью, которую на самом деле не чувствовала.

— Нет, — его восклицание было таким страстным, что испугало меня. Более мягко он пояснил: — Кэрри — ты мой потомок. Я бы никогда не попросил тебя уехать. Я не думаю, то смог бы выжить, если бы ты сделала это.

— Это не значит, что я не могла бы забежать и навестить тебя.

Он схватил меня за руку:

— Останься.

Я знала: он не мог сказать то, что чувствовал на самом деле. Он не знал, что действительно чувствовал. Но я-то знала.

Создатель должен любить своего потомка. Такова была болезненная правда вампирского существования. Именно это делало узы крови такими нерушимыми. Я полагала, что было бы мило, если бы он полюбил меня без этой связи между нами, но он был ранен и запутался. Его эмоциональное отчуждение было почти облегчением для меня.