Превед победителю - [12]

Ослепительно синий океан был спокоен. Казалось, его поверхность смазана маслом. Волны плавно перекатывались под «Лилианой». Двигатель издавал монотонный звук: «чак-чак», «чак-чак», который со всей очевидностью можно было не только слушать, но и чувствовать.

Небо было голубым, как пламя газа.

Водка и пиво. Водка и пиво.

Коля широко улыбался, отвечал, когда к нему обращались, но больше старался находиться вне поля зрения.

В пять появились акулы, и день наконец обрел какую-то остроту.

Минут за десять до этого Ким начал готовить новое угощение и, стараясь привлечь рыбу, сбрасывал в волны полные ведра вонючей, пережеванной приманки. Он и раньше проделывал это раз десять, но без всякого успеха. Однако даже под сверлящими взглядами разочарованных клиентов он всем своим видом выражал уверенность в правильности того, что делает.

Василич первым заметил со своего капитанского мостика какое-то оживление на воде. Он крикнул в микрофон: «Акулы! Акулы за кормой!»

Мужчины столпились вдоль борта. Коля отыскал местечко между отцом и Пашей. Протиснулся.

— Сто метров! — рявкнул Василич.

Коля изо всех сил пытался сконцентрироваться на колышущейся поверхности океана, но разглядеть акул не мог. Солнечные лучи рассыпались бликами по воде.

— Пятьдесят метров!

Несколько человек одновременно издали вопль радости. В следующее мгновение и Коля увидел плавник. Затем второй. Еще два. И наконец, целую дюжину. Неожиданно из одного завихрения на воде вырвалось шипение.

— Клюет! — заорал Паша.

Саша бросился в кресло, вмонтированное в палубу, позади вздрагивало удилище. Как только Ким закрепил его ремнями, Саша выпустил глубоководную оснастку из металлической коробки, в которой она помещалась.

— Смотри не стань ее обедом! — пошутил Миша.

— Ни хуя, — ответил Саша, — но и жрать я ее не собираюсь, хотя улизнуть суке не дам.

— Да, акула — дерьмовая рыба, — подтвердил отец.

Во втором ряду как будто кто-то тоже схватил наживку и потянул за удилище. Миша тут же занял второе кресло.

Это был самый волнующий момент, какой Коля мог наблюдать. Хотя он и не впервые бывал на подобном судне, каждый раз с благоговением следил, как мужчины боролись со своей добычей. Одни кричали, ругались, другие же подначивали первых. Мышцы рук были напряжены. На шеях и висках пульсировали вены. Они тяжело дышали, тянули, закручивали и раскручивали. Закручивали и раскручивали. С них ручьями тек пот, который кореец вытирал грязной тряпкой, чтобы пот не застил им глаза.

— Держи лесу туго!

— Не дай суке сорваться!

— Проведи ее еще немного!

— Пусть она выдохнется!

— Она уже выдохлась!

— Смотри, снасть путает!

— Это уже целых пятнадцать минут!

— Ё моё, Саш, ее любая баба бы уже притаранила!

— Вить, отъебись!

— Здоровая! Метра три!

— Еще одна! О, бля! Держись!

— На хуй нам две?

— Отпустим!

— Сначала мы их прикончим! — внес ясность отец. — Акул никто не отпускает живыми. Верно я говорю, а, Василич? Ким, ты бы принес ствол, — сказал отец через пару минут ожесточенного мата.

Ким кивнул и бросился вниз.

— Какой ствол? — с трудом переводя дыхание, спросил Коля.

— У них на борту есть пистолет «макаров», как раз для того, чтобы стрелять акул, — спокойно объяснил отец.

Кореец быстро вернулся с «макаровым».

Виктор взял пистолет и встал к борту. Коле страшно захотелось зажать уши руками, но он не решился. Друзья отца стали бы смеяться над ним, и отец страшно бы разозлился.

— Ни одной не вижу, — сказал отец.

Напряженные тела блестели от пота. Все удилища были спущены немного ниже крайней отметки, и, казалось, они удерживаются одним только неукротимым желанием рыбаков, в чьих руках находились.

Вдруг отец крикнул:

— Сань! Ты почти взял свою. Я ее вижу!

— Отродье! — прохрипел, надсаживаясь, Саша. Его руки вспухли, он весь горел.

— А похожа на тебя! — пошутил кто-то.

— Да она уже на поверхности! — закричал отец. — У нее не хватит лески уйти на глубину. Готова, тварь!

— Я тоже готов! — рявкнул Саша. — Стреляй, блядь, в эту тварь!

Коля увидел блестящее, серое, торпедообразное тело в пяти-шести метрах от борта. Оно скользило по волнам, выставив наружу черный плавник. Какое-то мгновение оно оставалось совершенно неподвижным, а затем начало рваться, яростно метаться, пытаясь освободиться от крючка.

— Да она мне руки вырвет! — заорал Саша.

Несмотря на отчаянное сопротивление, рыба была подтянута ближе. Она принялась еще злее корчиться на крючке, готовая, в надежде вырваться, в клочки изорвать свою пасть, но всаживала металлический крючок все глубже. Во время этих метаний из воды высунулась ее гладкая зловещая голова, и на мгновение Коля разглядел сверкающие злобой глаза, наполненные каким-то внутренним бешеным огнем.

Отец выстрелил.

Кровь и куски мяса кругами разошлись по воде.

Вторая пуля вошла на пару сантиметров ниже первой.

Акула должна была быть уже мертва, но вместо этого как будто испытала новый прилив сил.

— Ты смотри, как, тварь, сопротивляется!

— Стреляй, Вить!

— Стреляй в голову!

— Целься в голову!

— Убей ее, на хуй, Вить!

— Убей, на хуй! Убей!

Пена, клокотавшая вокруг рыбы, стала розовой.

Отец дважды спустил курок. Большой пистолет прыгал у него в руках. Первый раз он промахнулся, зато второй выстрел достиг акульей головы.