Претерпевшие до конца. Том 1 - [130]
Этой публичной пощёчины Введенский владыке не простил. Он знал, что случай сквитаться ещё представится, а пока ждали дела более важные. Дела, лежащие за пределами Петрограда. В Москве.
Ещё 30 марта товарищ Троцкий сформулировал директиву об окончательном разгроме контрреволюционной части церковников, которую планомерно стали воплощать в жизнь. И, вот, в Москве должно было свершиться ключевому моменту операции…
Руководил операцией отныне московский чекист Тучков. Введенскому он не понравился сразу. Он смотрел на прибывших с нескрываемым презрением в холодных глазах. Даже не считая нужным создать видимость сколь-либо равного сотрудничества. Если Мессинг свои распоряжения облекал в форму предложений-пожеланий, говорил мягко, приятно грассируя, долго ткал паутину вокруг собеседника, то Евгений Александрович подобной галантерейностью обхождения себя нисколько не затруднял, считая, по-видимому, это излишним в отношении подчинённых. Это положение – подчинённых – он явно давал понять. Даже руки не подал… Впрочем, чего ещё ждать от сапожника>21?
А всего унизительнее, что настоял новоявленный «генерал», чтобы его сотрудники написали собственноручные расписки в том, что они таковыми являются. Мессинг бы такой бестактности не позволил…
Затем перешли к делу. Тучков требовал расширения обновленческого движения, для чего Введенский должен был активизировать свои связи. А связи эти подвели… Московский знакомец отец Дмитрий Боголюбов даже встречаться не пожелал.
А епископ Антонин, нависнув глыбой, оборвал на полуслове:
– Наслышан про ваши подвиги!
На Антонина ГПУ делало большую ставку. Наделённый под стать великанскому росту незаурядным умом и ещё большим честолюбием, он был известен своей эксцентричностью. В Донском монастыре долгое время держал медведя и с ним ездил с визитами к высоким сановникам, вызывая их недовольство, в Пятом году поддержал революцию, уподоблял союз власти исполнительной, судебной и законодательной Троице, за что был уволен на покой, во время Собора ходил в рваной рясе и спал на улице на скамейке… Патриарх год назад запретил его в служении, и Антонин с охотой сотрудничал с ГПУ. Но тут товарищи чекисты сами напортачили. Как и опасался Введенский. Именно Антонин Грановский делал экспертизу по «делу 54-х». И теперь оказывался ответственным за расстрельный приговор. Это раздражило эксцентричного епископа, но, так как Тучкову выказать свой гнев он не мог, то выплеснул его на аккурат вовремя явившихся петроградских гостей.
– А правду ли говорят, отец Александр, что вы от колена Иессеева? – щурился насмешливо на Введенского.
– Что вы, владыка… – Александр Иванович запнулся. – Я русский дворянин…
Громоподобный хохот раздался ему в ответ:
– Это ты-то, шельма, русский дворянин?!
– Мой отец был директором гимназии… – потупился Введенский.
– Ладно-ладно, не оправдывайся! Все человецы, – Антонин милостиво ущипнул его медвежьей лапой за щеку. Александр Иванович едва не вскрикнул от боли. – А теперь ступайте от меня. Я свою позицию покуда резервирую.
– Как вас следует понимать, владыка? – спросил Красницкий.
– А так и понимай! – громыхнул великан-епископ. – Посмотрим, как дела пойдут.
Так и ушли несолоно хлебавши. Только синяк на память остался…
Из всех «связей» лишь лубянского протоиерея Калиновского удалось сговорить к действию при условии, что движение будет переименовано в честь издаваемого им журнала «Живая Церковь». Тучков был недоволен. Но и ему переигрывать план уже поздно было. Настал решительный день. Вернее, ночь. В эту ночь в Русской Церкви пришло время свершиться перевороту…
С трудом сдерживая волнение, ехал Введенский со своей группой к патриарху. В последний момент, уже достигнув Троицкого подворья, Калиновский перепугался и отказался идти к Тихону. Пришлось оставить его снаружи…
К разбуженному среди ночи чекистами патриарху вошли впятером. Красницкий заговорил первым, как было условлено:
– На днях, Ваше Святейшество, было объявлено одиннадцать смертных приговоров. И кровь этих страдальцев лежит на вас, распространявшем прокламацию о сопротивлении изъятию церковных ценностей.
Удар был рассчитан точно. По самой больной, кровоточащей ране. Человеку, ещё не вполне очнувшемуся ото сна. И сильнейший бы дрогнул, а уж мягкий смиренный Тихон…
Патриарх опустил осунувшееся лицо, ответил глухо:
– Это очень тяжёлое обвинение, и я его уже слышал на суде. Но не ожидал, что духовные лица тоже осуждают меня.
– Ваше послание явилось сигналом к гражданской войне Церкви против Советский власти!>22 – всколыхнулся, подаваясь вперёд, Введенский.
Патриарх поднял голову, отозвался со вздохом:
– Значит, вы не читали его, коли так полагаете. Кто же, по-вашему, если не я, должен защищать права Церкви?
– Мы! – вскрикнул Красницкий. И, понижая голос, продолжил спокойно: – Мы, ибо мы готовы сотрудничать с Советской властью, а вы – её враг. Вы демонстративно анафематствовали большевиков, призывали к сокрытию церковного имущества, вы выступали против декрета о «свободе совести», посылали через епископа Ермогена арестованному Николаю Романову благословение и просфоры. Вы именем Церкви решили свергнуть Советскую власть…
Новая книга Елены Семёновой сочетает в себе два жанра: хронику царствования Императора Николая Первого, чьё правление до сих пор остаётся оболганным либеральными и советскими “историками”, и авантюрно-приключенческий роман, захватывающий сюжет которого не оставит равнодушными ценителей этого жанра. Следя за увлекательными перипетиями судеб главных героев, читатель страница за страницей будет открывать для себя историю тридцатилетнего правления Николая Подвиголюбивого – заговор декабристов, Персидская война, золотой век русской литературы, война с Шамилём, духовная жизнь Империи, Восточная кампания… Пушкин и Достоевский, прп.
Москва. 70-е годы ХIХ века. Окончилась русско-турецкая война. Толстой и Достоевский – властители умов. Общество с неослабным интересом следит за громкими судебными процессами, присяжные выносят вердикты, адвокаты блещут красноречием, а сыщики ловят преступников. Газеты подстрекают в людях жажду известности, славы, пусть даже и недоброй. В Москве орудует банда беглого каторжника Рахманова, за которым охотится вся московская полиция во главе с Василием Романенко. Тем временем, Пётр Вигель становится помощником знаменитого следователя Немировского.
90-е годы ХIХ века. Обычные уголовные преступления вытесняются политическими. На смену простым грабителям и злодеям из «бывших людей» приходят идейные преступники из интеллигенции. Властителем дум становится Ницше. Террор становится частью русской жизни, а террористы кумирами. Извращения и разрушение культивируются модными поэтами, писателями и газетами. Безумные «пророки» и ловкие шарлатаны играют на нервах экзальтированной публики. В Москве одновременно происходят два преступления. В пульмановском вагоне пришедшего из столицы поезда обнаружен труп без головы, а в казармах N-го полка зарублен офицер, племянник прославленного генерала Дагомыжского.
ХХ век стал для России веком великих потерь и роковых подмен, веком тотального и продуманного физического и духовного геноцида русского народа. Роман «Претерпевшие до конца» является отражением Русской Трагедии в судьбах нескольких семей в период с 1918 по 50-е годы. Крестьяне, дворяне, интеллигенты, офицеры и духовенство – им придётся пройти все круги ада: Первую Мировую и Гражданскую войны, разруху и голод, террор и чистки, ссылки и лагеря… И в условиях нечеловеческих остаться Людьми, в среде торжествующей сатанинской силы остаться со Христом, верными до смерти.
Книга Елены Семёновой «Честь – никому» – художественно-документальный роман-эпопея в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны: Кубанский Ледяной поход, бои Каппеля за Поволжье, взятие и оставление генералом Врангелем Царицына, деятельность адмирала Колчака в Сибири, поход на Москву, Великий Сибирский Ледяной поход, эвакуация Новороссийска, бои Русской армии в Крыму и её Исход… Роман раскрывает противоречия, препятствовавшие успеху Белой борьбы, показывает внутренние причины поражения антибольшевистских сил.
Русский жребий свёл в Новороссии самых разных людей: одесского юриста, чьи друзья погибли в Доме Профсоюзов и московского историка — потомка белого генерала, простых донбасских парней и прошедших Чечню офицеров, эмигрантку-кинематографистку и столичного военкора. Этих людей объединило одно: чувство Правды и Родины. Их судьбы, оборона ставшего русской крепостью Города, трагедия братоубийственной войны, её причины и суть — об этом рассказывает данная повесть.
Фанфик по любимым оборотням Ольги Гусейновой. Вырасти в доме, где царит безумие. Видеть, как великая любовь убивает и тонет, захлебываясь в волнах страха. Когда все подчинены сумасшедшему, а ты являешься его собственностью, единственной радостью и драгоценностью. Не удивительно, что для меня значение истинной пары было равно проклятию. Мама, я люблю тебя, но никогда не пойду твоей дорогой и всесильной любви предпочту одиночество. Если будет выбор… ЗАВЕРШЕНО! Первое, написанное мной. Обложка от талантливой читательницы, огромное ей спасибо!
Зимняя история с волшебством и любовью. Писалось для новогодних подарков на Книгомане. Хорошего настроения и мягкого снега! За правку спасибо и килограмм мандарин моей бете Фихте!
Баловство и вариация на всем известный мотив. Есть добрая бабушка, есть пирожки, есть внучка и красный пуховик. Черный волк тоже есть. История не будет длинной и как любая сказка, закончится счастливо. В подмогу мандаринкам, чтобы скрасить ожидание снега, каникул и чуда. И подарков, само собой. ЗАВЕРШЕНО! P.S. Если не трудно, сбрасывайте мне в коммы пжлста ссылки на маленькие чудесные рождественские рассказы!
Ближайшее будущее. После катастрофы жизнь на Земле вернулась в доэлектрические времена, большой передел закончился, установились новые границы и законы. Нечто вроде «Криминального чтива» в стиле постап. Обложка Олега Щербакова.
Обычный мир. Обычный человек… Я была обычной девушкой со своими бесчисленными проблемами и заботами. Она была мне столь ненавистна, что я возненавидела свою убогую жизнь. Вселенная посмеялась надо мной… и забрала её… Кто я теперь? Далекий отголосок мифического народа или смерть несущее хтоническое существо? А быть может разменная карта в игре двух древних извечных противников, рождённых самой Вселенной? Трудно сказать. А ещё есть он… Чьё имя заставляет душу пылать в неистовом огне, чья воля побуждает к преклонению пред мужеством и силой, чей ум вызывает уважение, а красота подобна древним легендам о богах и героях.
Провидица?! Знать не знаю про что речь! Самая простая, можно сказать заурядная девушка, мечтающая лишь о скромной доле… ну может быть о любви. И то, если повезет. Откуда этой любви вообще взяться, если ты едешь к единственному родственнику жить. И то, он монах — отшельник, которому лет больше, чем можно сосчитать. Тут даже твои лучшие подруги не в силах помочь в таком нелегком деле…