Претерпевшие до конца. Том 1 - [132]

Шрифт
Интервал

– Какая гибель, какая пустота в душе без Христа…


Глава 4. В театре


Отрубленные головы, насаженные на колья смотрели перед собой потухшим взглядом, обращённым, между тем, как будто ко всякому. И от этого дрожь невольно проходила по телу…

Так начинался спектакль «Принцесса Турандот». Вахтанговская студия оставалась верна себе в своём следовании против времени. Когда в Четырнадцатом где-то ставили «Зампалатку», вахтанговцы играли тёплую светлую сказку «Сверчок на печи». Теперь, когда неистовый Мейерхольд, ещё не так давно, несмотря на происхождение, к негодованию публицистов-патриотов принятый в Александринку, в главный Императорский театр страны, ставил «Мистерию-буфф» Маяковского, Вахтангов погружал зрителя в волшебный мир Карло Гоцци…

Театр переломных лет жил поисками. Грандиозными мечтами. Экспериментами. Станиславский подумывал о постановке небывалого массового представления на театральной площади и мучительно ставил байроновского «Каина», не имевшего успеха. Изобретал что-то невиданное Мейерхольд. Тёмная сила скользила по сценам, воплощаясь то Каином, то бесами Маяковского…

Трудно было вообразить что-то более кошмарное, чем представленное на сцене Маяковским, Мейерхольдом и Малевичем, самозабвенно оформлявшим декорации кощунственному действу, более походящему на шабаш.


Кузнец

У бога есть яблоки, апельсины, вишни,

Может вёсны стлать семь раз на дню,

А к нам только задом оборачивался всевышний,

Теперь Христом залавливает в западню.


Батрак

Не надо его! Не пустим проходимца!

Не для молитв у голодных рты.

Ни с места! А то рука подымется…


Многие актёры отказались участвовать в этом представлении, не утратив понимания, что и для кого, во славу кого им предлагается играть. В этом последнем была своеобразная заслуга спектакля. Он с оглушительной откровенностью демонстрировал, чья власть настала.


Мой рай для всех,

кроме нищих духом,

от постов великих вспухших с луну.

Легче верблюду пролезть сквозь иголье ухо,

чем ко мне

такому слону.

Ко мне -

кто всадил спокойно нож

и пошел от вражьего тела с песнею!

Иди, непростивший!

Ты первый вхож

в царствие мое

земное -

не небесное.

Идите все,

кто не вьючный мул.

Всякий,

кому нестерпимо и тесно,

знай:

ему -

царствие мое

земное -

не небесное.


Может быть, испугавшись именно этой откровенности, разоблачающей собственную её суть, власть не одобрила постановку, и она была закрыта…

В Вахтанговской студии тёмная сила ко двору не пришлась. Здесь чудотворил Святой Антоний>23. И здесь теперь веселились вволю итальянские маски. Актёрам была разрешена импровизация, и от этого действо приобретало необыкновенную живость, неповторимость. Чудная музыка, весёлые шутки, оригинальные декорации, прекрасный Завадский и странная, завораживающая Мансурова – на три часа зритель оказывался вырван из голода и холода, из беспросветного существования, из страха, ставшего неотъемлемой составляющей бытия. Светло и ясно становилось на душе, и чуть-чуть кружилась голова, как бывает от бокала шампанского…

Семь лет назад, приехав в Москву погостить у подруги, Ольга Аскольдова впервые оказалась на спектакле Студии. Шёл «Сверчок на печи». Сколько непередаваемого уюта было в этом спектакле! Словно сам он был очагом, дарящим тепло и свет людям. До слёз трогала слепая девушка, для которой старик-отец придумывает добрую, красивую и светлую жизнь вместо малоотрадной реальности. И радость переполняла, когда в конце они обретали потерянного сына и брата, а весёлая, милая Мери мирилась с мужем, добродушным медведем Джоном… Три раза была Ольга на этом спектакле и с той поры благодарно любила Студию, дарившую людям такой праздник.

Кто бы мог предположить в ту далёкую пору, что настанет время, и она станет работать в театре, лично познакомится с Вахтанговым, прежде представляемым ею лишь как бездушный фабрикант игрушек Текльтон, похожий скорее на машину, нежели на человека, с Завадским, Антокольским… Здесь, в Студии, Ольга увидела Марину Цветаеву, в которой с удивлением узнала женщину, осмелившуюся посреди улицы вместе с маленькой дочерью помянуть Царя в день его убийства.

Странная она была, Марина. Что-то глубоко трагическое сквозило в ней. Полыхал в ней неутолимый огонь, огонь, питавший её гений и пожиравший её саму, терзающий её. Не светлое пламя, купины не опаляющее, а пламя тёмное, губительное для той, в ком полыхало оно.

Кажется, и сама Марина понимала это, предчувствуя свою трагедию и с особенной чувствительностью реагируя на чужую.

Марина… В голодной Москве она, поэт, дочь создателя музея Александра Третьего, бралась за самую чёрную работу, голодала сама, схоронила умершую от голода дочь и насилу вытянула другую. И любила. И страдала. Но ни строчкой, ни словом не погрешила против собственной души, чувства. В отличие от новоявленных пролетарских литераторов она просто не могла что-либо написать наперекор себе. Потому всё написанное ею было вынесенной на суд публики собственной её душой, лишённой покровов.

Ольга помнила, как на одном из вечеров потрясли её стихи Цветаевой о революции и Белой Гвардии. Так никто не смел писать в те дни в Москве. Да и во всей России вряд ли кто смел. А она ещё и читала написанное. В полный голос.


Еще от автора Елена Владимировна Семёнова
Во имя Чести и России

Новая книга Елены Семёновой сочетает в себе два жанра: хронику царствования Императора Николая Первого, чьё правление до сих пор остаётся оболганным либеральными и советскими “историками”, и авантюрно-приключенческий роман, захватывающий сюжет которого не оставит равнодушными ценителей этого жанра. Следя за увлекательными перипетиями судеб главных героев, читатель страница за страницей будет открывать для себя историю тридцатилетнего правления Николая Подвиголюбивого – заговор декабристов, Персидская война, золотой век русской литературы, война с Шамилём, духовная жизнь Империи, Восточная кампания… Пушкин и Достоевский, прп.


Велики амбиции, да мала амуниция

Москва. 70-е годы ХIХ века. Окончилась русско-турецкая война. Толстой и Достоевский – властители умов. Общество с неослабным интересом следит за громкими судебными процессами, присяжные выносят вердикты, адвокаты блещут красноречием, а сыщики ловят преступников. Газеты подстрекают в людях жажду известности, славы, пусть даже и недоброй. В Москве орудует банда беглого каторжника Рахманова, за которым охотится вся московская полиция во главе с Василием Романенко. Тем временем, Пётр Вигель становится помощником знаменитого следователя Немировского.


Собирали злато, да черепками богаты

90-е годы ХIХ века. Обычные уголовные преступления вытесняются политическими. На смену простым грабителям и злодеям из «бывших людей» приходят идейные преступники из интеллигенции. Властителем дум становится Ницше. Террор становится частью русской жизни, а террористы кумирами. Извращения и разрушение культивируются модными поэтами, писателями и газетами. Безумные «пророки» и ловкие шарлатаны играют на нервах экзальтированной публики. В Москве одновременно происходят два преступления. В пульмановском вагоне пришедшего из столицы поезда обнаружен труп без головы, а в казармах N-го полка зарублен офицер, племянник прославленного генерала Дагомыжского.


Претерпевшие до конца. Том 2

ХХ век стал для России веком великих потерь и роковых подмен, веком тотального и продуманного физического и духовного геноцида русского народа. Роман «Претерпевшие до конца» является отражением Русской Трагедии в судьбах нескольких семей в период с 1918 по 50-е годы. Крестьяне, дворяне, интеллигенты, офицеры и духовенство – им придётся пройти все круги ада: Первую Мировую и Гражданскую войны, разруху и голод, террор и чистки, ссылки и лагеря… И в условиях нечеловеческих остаться Людьми, в среде торжествующей сатанинской силы остаться со Христом, верными до смерти.


Багровый снег

Книга Елены Семёновой «Честь – никому» – художественно-документальный роман-эпопея в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны: Кубанский Ледяной поход, бои Каппеля за Поволжье, взятие и оставление генералом Врангелем Царицына, деятельность адмирала Колчака в Сибири, поход на Москву, Великий Сибирский Ледяной поход, эвакуация Новороссийска, бои Русской армии в Крыму и её Исход… Роман раскрывает противоречия, препятствовавшие успеху Белой борьбы, показывает внутренние причины поражения антибольшевистских сил.


Русский Жребий

Русский жребий свёл в Новороссии самых разных людей: одесского юриста, чьи друзья погибли в Доме Профсоюзов и московского историка — потомка белого генерала, простых донбасских парней и прошедших Чечню офицеров, эмигрантку-кинематографистку и столичного военкора. Этих людей объединило одно: чувство Правды и Родины. Их судьбы, оборона ставшего русской крепостью Города, трагедия братоубийственной войны, её причины и суть — об этом рассказывает данная повесть.


Рекомендуем почитать
Изгнанница с севера

Сборник, в который включены в основном стихи о Беларуси.


Полуночный рассвет

Как правило, свои проблемы мы находим сами. По глупости или незнанию запускаем цепочку событий, которые набрасываются на нас со всех сторон и ввергают в отчаяние. Иногда проблемы сами находят нас. Они зловещей черной тенью подкрадываются со спины и тихонько говорят: «привет». Конечно, бывает и так, что одна наша проблема помогает решить другую, вот только… прямо посреди славного города Эртраза взошло новое безжалостное и всесжигающее солнце. Но это ведь не моя вина, правда?


Быть ведьмой

Однажды молодая ведьма собралась на свидание. И что из этого получилось? Куча неприятностей, много врагов и…. и, конечно, любовь.


Ключ Смерти

В мир пришли новые боги, а Хранители равновесия вознамерились сделать их рабами? Демоны готовы призвать из старого дома армии голодных до чистой энергии безумцев? Пешка в большой игре станет королевой или потеряет свою жизнь доверившись тем кто был рядом? Время бежит, завлекая в хитросплетения Судьбы нового Ведущего Севера и будущего Императора. Главное выбрать на чьей стороне победа, возвысятся ли ведьмы или одержит победу Тьма. Войны не избежать!


Я или он

Мой старый рассказ, но любимый. Про ангела смерти, эмоциональный.


Лоза Шерена. Братья

Он не может быть слабым. Не имеет права. За ним его многочисленный род, его отряд, его долг перед угасающим другом и наследным принцем. Ничего личного. Никого родного. Он всегда знает, что делает. Он — ледяной клинок повелителя, холодный и бесчувственный, ему чужды сомнения и страсти. Он никогда не ошибается. До поры до времени.