Пресыщение - [15]

– Ты ведь даже по-настоящему не знаешь Кристофа.

– Да. И представь – я и не хочу знать его. Он использует тебя, Мин. Он болтает чепуху и заставляет тебя ходить вокруг него на цыпочках.

– Но я люблю его, – сказала задетая за живое Мин.

– Господи, это так похоже на тебя, Мин, подумать только! – не сдавался Уилл. – Ну почему ты не можешь познакомиться с каким-нибудь нормальным парнем? Как тебя угораздило влюбиться в этого лунатика?

– Тебе не понять, – сказала Мин.

– Вот-вот, я не могу понять, почему ты не поняла, почему я тебя не в состоянии понять. Посмотри: ты же живешь даже не в бедности – ты живешь в настоящей нищете с этим эгоцентриком на грани психоза, который никогда, никогда не будет помогать тебе, любить тебя, даже относиться к тебе по-человечески. И ты еще спрашиваешь, почему я ему не доверяю!

– Ты нисколько не разбираешься в любви, – высокомерно заявила Мин.

– Возможно, – ответил Уилл. – Но вполне достаточно, чтобы видеть: каким бы ни было влечение между тобой и Кристофом, за ним нет любви, Мин. Во всяком случае, это не такая любовь, которая нужна тебе.

– И с каких это пор ты стал таким экспертом в любовных отношениях?

– У меня хватало времени для размышлений, в частности, меня заботит то, что стало с твоим имуществом, которое было под опекой. Скажи мне, ты ведешь подобный образ жизни потому, что тебе нравится жить в трущобах, а не потому, что кончились деньги?

Мин, похоже, была смущена вопросом.

– С этим сейчас возникли некоторые проблемы, во всяком случае, пока мне не исполнится двадцать пять лет.

– Вот как?

– В прошлом году я сделала одно пожертвование, и опекуны были против, так что они теперь не допускают меня к деньгам.

– Ага, пожертвование. Случайно, не в пользу Троцкистского альянса?

– У них была большая нужда в деньгах, – оправдывалась Мин.

– Значит, когда тебе стукнет двадцать пять лет, ты получишь право распоряжаться своими деньгами?

– Да.

– А Кристофу это известно? – поинтересовался Уилл.

– Возможно, я и упоминала об этом.

– Слушай-ка, – сказал Уилл. – Бросай его, пока не поздно. Освободись и беги без оглядки, даже не возвращайся домой сегодня вечером, только держись от этого парня как можно дальше. Мин, ты должна покончить с этим.

– Не уверена, что я смогу, – тихо ответила она.

– Иначе он просто сломает тебе жизнь.

– А если я смогу уйти от него, моя жизнь будет разбита, потому что у меня уже не будет его.

– Как бы только потом не было поздно плакать.

– И как же тут быть?

– Что ж, – сказал Уилл, – помни об одном. Где бы ты ни оказалась, в любое время ты всегда можешь позвонить мне. Не думай о времени. Можешь обратиться ко мне в следующем году или через двадцать пять лет. Пусть у тебя будет пятеро детей, а я вдруг женюсь на восемнадцатилетней вьетнамке, но ты можешь звонить мне в любое время.

– Спасибо, – сказала Мин и нежно поцеловала его в губы.

Автобус продолжал свой маршрут по левому берегу Сены.

Когда Уилл вернулся из Парижа в Эксетерский университет, ему показалось, что товарищи по общежитию даже не заметили его долгого отсутствия. Можно было подумать, что они не ждали его так рано. Не то чтобы они не были рады его видеть – Даллас скрутил в его честь сигарету с марихуаной, Мак так хлопнул его по спине, что позвоночник чуть не ударился о пищевод, а Джем тут же попросил у него денег, чтобы оплатить телефонный счет. Здесь мало что переменилось.

– Кстати, не включай стиральную машину, – предупредил Джем.

– Почему? – спросил Уилл.

– У нас тут была вечеринка.

Не видя смысла углубляться в детали, Уилл решил сменить тему:

– Выкладывайте, что интересного произошло в вашей жизни за это время.

После недолгого молчания Даллас, под действием наркотиков склонный к глупому ребячеству, радостно объявил:

– Я покрасил волосы.

– Как мило, – сказал Уилл. – И в какой же цвет?

– В розовый, – ответил Даллас после некоторого раздумья.

– Мак получил письменное предупреждение от декана, – сообщил Джем.

– Ага, это было чертовски забавно, – зевнул Мак, лежа на диване в темных очках.

– И за что же? – поинтересовался Уилл.

– О, за очередные преступления против человечества, как обычно, – сказал Джем.

– Старый тупица, – добавил Мак.

– Вот именно, – согласился Джем. – Полагаю, если допустить, что декан в курсе сексуальной активности его младшей дочери и что у него было тайное желание взглянуть на Мака без одежды, особенно спереди, тогда, конечно, у него нет шансов на оправдание.

– Без одежды? – спросил Уилл.

– Разумеется, – ответил Джем.

– Ух ты! Это впечатляет, – сказал Уилл.

– Спасибо, спасибо, – сказал Мак. – Всегда рад доставить удовольствие.

– Так что мы теперь ведем разбор дела, – добавил Джем.

– Тебя не выгонят? – спросил Уилл.

– К счастью, процесс Пьяный Студент-идиот против Могущественного и Чудесного Университета имеет массу судебных прецедентов, так что Пьяный Студент-идиот вполне может быть оправдан при условии соответствующего случаю раскаяния. Или же декан испугается матери Мака, – сказал Джем. Он изучал право и относился к учебе весьма серьезно, в отличие от Далласа, которому образование было нужно, чтобы читать инструкции на пакетах с овсяными хлопьями или смотреть австралийские мыльные оперы, или Мака, который мог служить прекрасным подтверждением теории Витгенштейна. То есть, если он знал, что такое книга, это еще не значило, что он прочитал хоть одну в жизни.