Преступники-сыщики - [89]

От страха и удивления, вызванного неожиданным пробуждением, тот даже протрезвел, правда ненадолго, всего на четверть минуты. Но стоило ему широко открыть глаза, как в них на миг промелькнуло новое выражение, которое словно удар молнии озарило Троттла и вызвало в нем нужные воспоминания. В следующую секунду лицо Бенджамина обрело прежний сентиментально-пьяный вид, размывая все признаки и улики прошлого. Но за прошедшее мгновение Троттл увидел достаточно; посему не стал тревожить Бенджамина дальнейшими дознаниями.

– В будущий понедельник, на закате, – пробормотал он, обрывая пустую болтовню старухи насчет несварения желудка сына. – А сегодня я решительно не имею времени, мадам; прошу вас, выпустите меня наружу.

Получив напоследок еще парочку благословений, пожеланий здоровья славному мистеру Форли и дружеских намеков не забыть насчет заката будущего понедельника, Троттл сумел-таки отделаться от тошнотворного прощания и, к своему неописуемому облегчению, вновь оказался с наружной стороны Дома-на-продажу.

Наконец-то продан

– Вот так-то, мадам! – заключил Троттл, сложив написанный от руки отчет и торжествующе хлопнув им по столу. – Могу я полюбопытствовать, что вы думаете об этом откровенном заявлении, под которым я имею в виду свою (а вовсе не мистера Джарбера) догадку относительно тайны пустующего Дома?

Несколько мгновений я не могла вымолвить ни слова. Но, когда немного пришла в себя, первый же мой вопрос касался бедного одинокого мальчугана.

– Сегодня понедельник, двадцатое, – сказала я. – Вы ведь наверняка не стали терять даром целую неделю и попытались узнать что-либо еще?

– Если не считать времени на сон и трапезу, мадам, – ответил Троттл, – то я не терял ни минуты. Прошу вас иметь в виду, я всего лишь дочитал до конца то, что написал, но вовсе не дошел до конца того, что сделал. Эти первые сведения я записал только из-за их чрезвычайно большого значения, а еще потому, что намеревался представить вам письменный отчет, раз уж мистеру Джарберу было угодно представить вам свой. Теперь я готов поведать вторую часть моей истории, коротко и ясно, насколько это возможно, однако уже в устной форме. Первое, на чем я бы хотел остановиться, с вашего позволения, – это вопрос о семейных отношениях мистера Форли. Вы сами изволили несколько раз упомянуть о них; судя по тому, что я сумел понять, у мистера Форли осталось двое детей от его ныне покойной супруги, и обе – дочери. Старшая, к вящему удовлетворению отца, вышла замуж за некоего мистера Бейна, человека богатого и занимающего важный пост в правительстве Канады. В настоящее время она проживает там вместе с супругом и единственным ребенком, маленькой девочкой лет восьми или девяти от роду. Пока вам все ясно, мадам, я полагаю?

– Абсолютно, – ответила я.

– Вторая дочь, – продолжал Троттл, – любимица мистера Форли, пренебрегла пожеланиями своего отца и мнением остального света, сбежав из дому с человеком низкого происхождения – помощником капитана торгового судна по имени Киркланд. Мистер Форли не только не простил их скандальный брак, но и поклялся, что он самым пагубным образом отразится на будущем молодоженов. Но им удалось избежать его мести, что бы под ней ни подразумевалось. Муж утонул в первом же рейсе после свадьбы, а жена умерла при родах. И вновь, мадам, вам, полагаю, все понятно?

– И снова вы совершенно правы.

– Итак, прояснив вопрос с делами семейными, мадам, предлагаю вернуться к тому, чем занимался я. В прошлый понедельник я испросил у вас отпуск на два дня и использовал это время, чтобы разобраться в ситуации с внешним сходством Бенджамина. В минувшую субботу, когда я вам понадобился, меня не оказалось поблизости. Этот день, мадам, я провел в обществе своего друга, секретаря-распорядителя одной адвокатской конторы; все утро мы с ним просидели в «Докторз-Коммонз»[22], изучая последнюю волю и завещание отца мистера Форли. Давайте, с вашего позволения, отложим ненадолго деловую часть документа и вникнем поглубже в неприятный вопрос о сходстве Бенджамина. Лет шесть или семь назад (благодаря вашей доброте) я провел недельный отпуск вместе с несколькими своими друзьями, которые проживают в городке Пендлбери. Один из них (и единственный, кто до сих пор живет там) держал в городе аптеку, именно в ней я и свел знакомство с одним из двух докторов, практикующих в Пендлбери, которого звали Баршем. Этот самый Баршем был первоклассным хирургом и мог бы стать признанным авторитетом в своей профессии, не будь он при том еще и отъявленным мерзавцем. Так уж получилось, что он сильно пил и играл; в Пендлбери никто не желал иметь с ним дела; и к тому времени, как меня с ним познакомили, мистер Дикс, второй доктор, который даже в подметки ему не годился во врачебных вопросах, но при этом оставался респектабельным человеком, завладел всей практикой. Баршем же вместе со своей старухой-матерью жили в столь унизительной бедности, что все только диву давались, как они до сих пор не угодили в приходской работный дом.

– Бенджамин и мать Бенджамина?!

– В самую точку, мадам. В минувший четверг, утром (вновь благодаря вашей доброте), я съездил в Пендлбери к своему другу аптекарю, чтобы задать ему несколько вопросов насчет Баршема и его матери, и узнал, что они покинули город примерно пять лет назад. Когда же я принялся подробно расспрашивать аптекаря, всплыли некоторые любопытные детали. Как вам известно, мадам, я не сомневаюсь в том, что миссис Киркланд пришлось рожать в то время, когда ее супруг находился в море, и что жила она в деревне под названием Флэтфилд, там же она умерла и похоронена. Но вот чего вы можете не знать, так это того, что Флэтфилд находится всего в трех милях от Пендлбери; доктором, оказывавшим помощь миссис Киркланд, был Баршем, а сиделкой, ухаживавшей за ней, была мать Баршема; и послал за ними не кто иной, как мистер Форли. То ли его дочь написала ему, то ли он каким-то иным способом узнал об этом – неизвестно; однако он навещал ее где-то за месяц до родов (хотя и клятвенно уверял, что не виделся с ней после ее замужества) и часто ездил из Пендлбери во Флэтфилд и обратно. Как ему удалось договориться обо всем с Баршемами, установить сейчас не представляется возможным; но, ко всеобщему изумлению, он сумел оградить доктора от пьянства. Также общеизвестно, что за здоровьем бедной женщины Баршем наблюдал в здравом уме и трезвом сознании. Кроме того, не подлежит сомнению, что после смерти миссис Киркланд он и его мать вернулись из Флэтфилда, собрали те немногие вещи, что у них были, и таинственным образом исчезли из города под покровом ночи. Более того, установлено, что второго доктора, мистера Дикса, на помощь позвали только спустя неделю после рождения и похорон ребенка, когда мать уже угасала от истощения и обильного кровотечения, вызванных (следует отдать должное этому негодяю Баршему), по мнению доктора Дикса, общей слабостью несчастной женщины, а вовсе не ошибочным медицинским лечением…