Преступники-сыщики - [65]

И тут у них поселился мистер Опеншоу. Свою карьеру он начал мальчиком на побегушках и подметальщиком на складе; Опеншоу прошел все ступени в своем нелегком деле, пробиваясь наверх в суровом деловом мире Манчестера с упорством, достойным подражания. Каждую свободную минуту он посвящал самообразованию. Постепенно обрел навыки отличного бухгалтера и овладел французским и немецким языками, превратившись в дальновидного умелого торговца; он понимал рынок и ход событий, далеких и близких, что воздействовали на него. Тем не менее, уделяя столь пристальное внимание мелочам, при виде цветов на лугу он думал лишь о том, как они в своей цветовой гамме будут смотреться на муслине и ситце, которые войдут в моду следующей весной. Он посещал общественные клубы и с головой ушел в политику; при этом, следует признать, делил всех своих собеседников на глупцов и мошенников и побеждал оппонентов не столько спокойной логикой собственных доводов, сколько громогласной тональностью своих речей. Во всем этом было нечто от жителя Новой Англии. И действительно, его взгляды можно было выразить перефразированным девизом янки: «Англия тащит за собой весь мир, а Манчестер подгоняет Англию». Как легко можно догадаться, человек подобного склада просто не располагал временем для того, чтобы влюбиться, или для прочих подобных глупостей. В том возрасте, когда большинство молодых людей переходят от ухаживаний к женитьбе, он не имел средств на содержание супруги и был слишком приземленным и практичным, чтобы подумывать обзавестись таковой. Но теперь обстоятельства изменились, и Опеншоу, стремительно делающий карьеру, считал женщин едва ли не помехой к дальнейшему прогрессу, с коими любой здравомыслящий мужчина должен как можно меньше сталкиваться. Его первое впечатление об Алисе было неопределенным, она не вызвала в нем совершенно никакого интереса, чтобы он потрудился изменить его. «Какая-то смазливая “да-нет”-особа» – пожалуй, именно такими словами он мог охарактеризовать ее, если бы его приперли к стенке. Он опасался, особенно поначалу, что ее спокойствие и незаметность проистекают от равнодушия и душевной лени, кои вступили бы в несомненное противоречие с его активной, энергичной натурой. Но со временем, обнаружив, с какой пунктуальностью исполняются его желания – по утрам его будят точно в назначенный час, вода для бритья обжигающе горячая, огонь в камине разведен и полыхает жаром, а кофе приготовлен в полном соответствии с его весьма причудливым вкусом (он был из тех людей, у которых имеется своя теория на все случаи жизни, основанная на научных данных, причем в большинстве случаев совершенно оригинальная), – Опеншоу начал задумываться. Не то чтобы Алиса обладала какими-то выдающимися талантами, нет; просто он поселился в чрезвычайно уютных комнатах – его неугомонность наконец успокоилась, и он решил, что почти готов остаться здесь навсегда.

Всю свою жизнь мистер Опеншоу был слишком занят, дабы предаваться самоанализу. Он не знал за собой душевной мягкости; и даже если бы абстрактно допускал наличие такой черты своего характера, то счел бы это проявлением душевной слабости. Но случилось так, что сначала он был пойман в ловушку жалости, причем не отдавал себе в этом отчета; а уже потом жалость сменилась нежностью. И причиной столь разительных перемен стала маленькая беспомощная девочка, которую вечно носила на руках то одна, то другая, то третья хозяйки дома, девчушка, терпеливо вышивавшая разноцветным бисером и при этом сидевшая в кресле, из которого не смогла бы самостоятельно встать даже при всем желании. Ее большие серьезные голубые глаза, выразительные, иногда лукавые, придававшие нежному личику не по годам взрослый вид, мягкий печальный голосок (она роняла не больше нескольких слов за день, что так не похоже на обычную болтовню здорового ребенка) – все эти качества помимо воли привлекли к себе внимание мистера Опеншоу.

Однажды – мужчина едва ли не выбранил себя за это – он даже сократил свой обед, чтобы отправиться на поиски какой-нибудь игрушки для нее вместо ее бесконечных бусин. Уже и не вспомнить, что он ей купил, но, вручая малышке подарок (с деланой небрежной грубостью, причем так, чтобы его никто не увидел), мистер Опеншоу поразился выражению восторга, коим осветилось это детское личико, и весь день то и дело мысленно возвращался к той сцене, запечатлевшейся в его памяти, – нежданной радости на лице маленькой девочки.

Вернувшись домой, он обнаружил, что его домашние тапочки стоят в гостиной подле камина; а его прихоти стали удовлетворяться с еще бóльшим усердием, лучше которого нельзя было и желать. Алиса же, унося посуду после чая (вплоть до того момента она не говорила ни слова, что было для нее обычным), на мгновение приостановилась, положив руку на дверную ручку. Мистер Опеншоу усиленно делал вид, будто поглощен книгой, хотя в действительности не видел ни строки; при этом он всем сердцем желал, чтобы женщина поскорее ушла и не докучала ему своими пустыми изъявлениями благодарности. Но она лишь обронила:

– Я чрезвычайно вам признательна, сэр. Большое спасибо, – и выскользнула за дверь прежде, чем он успел отправить ее восвояси, сказав напоследок нечто вроде: «Будет, будет, сударыня. Довольно!»