Преступники-сыщики - [6]

Однажды весенним утром Леон был особенно словоохотлив, осыпая комплиментами стройную прелестную темноглазую леди, которую встретил в Гайд-парке. Прогуливаясь там, он сразу заметил ее, медленно и в полном одиночестве шествующую мимо. Эта изящная женщина лет тридцати обладала безупречной кожей и глубокими темно-серыми глазами, казавшимися почти черными.

Встреча их была отнюдь не случайной, ибо Леон следил за ее передвижениями на протяжении вот уже нескольких недель.

– Вы посланы в ответ на мои молитвы, прекрасная леди, – сказал он. Еще больше экстравагантности его облику добавляло то, что говорил он по-итальянски.

Она негромко рассмеялась, окинув его быстрым оценивающим взглядом из-под длинных ресниц, после чего жестом показала ему, что он может вновь водрузить на голову шляпу, которую держал в руке.

– Доброе утро, синьор Каррелли, – улыбнулась она и протянула ему маленькую ручку в перчатке.

Наряд дамы выглядел неброско, но чрезвычайно дорого. Единственным украшением была нитка жемчуга на белоснежной шее.

– Я встречаю вас повсюду, – заметила она. – В понедельник вечером вы ужинали в «Карлтоне», перед этим я видела вас в театральной ложе, а вчера в полдень – и вовсе столкнулась с вами!

Леон в ответ одарил ее ослепительной белозубой улыбкой.

– Это правда, блистательная леди, – сказал он, – но почему-то вы не сочли достойным упоминания факт, что я оббегал весь Лондон в поисках того, кто мог бы представить меня. Не снизошли вы и до моего отчаяния, когда я, словно раб, безропотно следовал за вами повсюду, любуясь вашей неземной красотой, равно как и не тронули вас мои бессонные ночи…

Все это было продекламировано с пылом влюбленного юнца, и дама слушала его, ничем не выражая неодобрения.

– Можете проводить меня, – произнесла она, словно королева, жалующая своему подданному огромную привилегию.

И они неспешно направились в глубь парка, удаляясь прочь от толпы гуляющей публики. Они беседовали о Риме и охотничьем сезоне, о бегах в Кампанье и приемах принцессы Лейпниц-Савало – Леон, скрупулезно изучая колонки светской хроники в римской прессе, старался запомнить все.

В конце концов они оказались на лужайке, окруженной деревьями и удобными садовыми скамьями. Леон по-прежнему играл роль преданного воздыхателя и, когда они отошли в сторонку, первым прервал молчание.

– Какое счастье остаться наедине с божественной красотой! – восторженно заявил он. – Говорю вам это совершенно искренне, сеньорита…

– Скажите мне лучше вот что, мистер Леон Гонсалес, – прервала его леди и перешла на английский, причем в тоне ее голоса властно зазвучали стальные нотки. – Почему вы преследуете меня?

Если она рассчитывала сбить его с толку, то лишь по той причине, что не знала Леона.

– Потому что вы исключительно опасная особа, мадам Кошкина, – холодно ответил он. – А оттого, что Господь наградил вас губами, созданными для поцелуев, да к тому же изящной фигуркой, вы стали еще опаснее. О, как много молодых атташе чужеземных посольств попали в сети этих прелестей!

Его слова заставили ее рассмеяться и, несомненно, были приятны.

– Вы свое домашнее задание выполнили, – произнесла она. – Нет, мой дорогой Гонсалес, я больше не занимаюсь политикой, мне это наскучило. Бедный Иван остался в России, где трудится в департаменте экономики, пребывая в постоянном страхе из-за своих широко известных либеральных взглядов, а я живу в Лондоне, восхитительно капиталистическом и оттого невероятно комфортабельном! Поверьте мне, Ленинград – неподходящее место для леди!

Перед тем как выйти замуж за блестящего и отважного российского атташе, Айсола Кошкина звалась Айсолой Капреветти. Она была прирожденной революционеркой; теперь же ее мятежный пыл обрел черты фанатизма.

Леон улыбнулся.

– На свете есть и куда худшие места для леди, чем Ленинград. Я был бы чрезвычайно огорчен, моя дорогая Айсола, застав вас за пошивом грубых форменных рубашек в исправительной колонии для особо тяжких преступников в Эйлсбери.

Она смерила его надменным взглядом.

– Вы мне угрожаете, а шантажисты меня утомляют. В Италии мне тоже грозили… всевозможными карами, если я вздумаю появиться не с той стороны Симплонского тоннеля[5]. Хотя в действительности я самое безобидное создание на всем белом свете, месье Гонсалес. Вы, разумеется, работаете на правительство, что достойно высочайшего почтения! На которое из них, кстати?

Леон широко улыбнулся, но уже через секунду вновь стал серьезным.

– Итальянские границы практически закрыты после недавнего инцидента, – сказал он. – Вы и ваши друзья причиняете всем поистине огромные неприятности. Естественно, правительство обеспокоено. Никто не желает проснуться однажды утром и обнаружить, что скомпрометирован и какой-то удачливый наемный убийца нагрянул… откуда-нибудь из Англии, скажем так.

Но леди лишь пожала в ответ своими прелестными плечиками.

– Как драматично! И потому за бедной Айсолой Кошкиной обязательно должны следить детективы и вставшие на путь исправления убийцы – я полагаю, вы с вашими драгоценными товарищами уже исправились?

Улыбка на худощавом лице Леона Гонсалеса стала шире.