Преступники-сыщики - [48]

».

Оно было подписано «Леонора Малан», а ниже содержался постскриптум.

«…прошу вас не говорить моему дяде Корнелию о том, что я написала вам».

Леон задумчиво поскреб подбородок.

– Леон и Леонора, – усмехаясь, пробормотал Манфред. – Уже одного этого хватит на целую главу о совпадениях.

В среду утром, дождливым и ветреным, к ним пожаловала мисс Малан, а вместе с ней и некий молодой человек, которому предстояло стать четвертым и самым большим совпадением из всех.

Костлявого тощего мужчину лет тридцати, с неправильными чертами лица и бегающими глазками она представила как мистера Джонса, бывшего управляющего своего покойного дяди.

Сама же Леонора Малан была поразительно красива. Именно такое впечатление сложилось у Леона при первом же взгляде на свою гостью. Он ожидал увидеть невысокую, коренастую и невзрачную особу – собственно, подобный образ вызывало у него имя Леонора. Но дама оказалась типичной представительницей бурского населения Южной Африки. Он бы догадался об этом, даже если бы не знал, к какой национальности принадлежали оба ее дяди. Ему уже доводилось иметь дело и с печально известным Джаппи и с не менее вздорным Роосом – впрочем, теперь-то и не таким вздорным, поскольку бедняга отправился к праотцам. Словом, Леон был приятно удивлен, ведь эта стройная ясноглазая девушка с персиковой кожей служила живым опровержением порочности предвзятого мнения.

Она вошла вместе с ним в небольшую светлую гостиную, одновременно служившую нашей троице конторой и приемной, и опустилась на стул, который придвинул ей Пуаккар, прежде чем, в соответствии со своей ролью дворецкого, степенно выскользнул из помещения, бесшумно и уважительно прикрыв за собой дверь.

Она подняла на Леона глаза, в которых плясали смешинки, и улыбнулась.

– Вы ничего не сможете сделать для меня, мистер Гонсалес, однако мистер Джонс счел, что я должна повидать вас, – сказала она, метнув доверчивый взгляд на своего невзрачного спутника, один вид которого приводил Гонсалеса в содрогание. – Начало не слишком многообещающее, не так ли? Полагаю, вы спрашиваете себя, зачем же в таком случае я отнимаю у вас время? Но, видите ли, сейчас я в буквальном смысле хватаюсь за соломинку…

– Я очень уж внушительная соломинка, – рассмеялся Леон.

Тут заговорил мистер Джонс. Голос у него оказался хриплым и резким.

– Дело вот в чем. Леонора претендует на восемьдесят с чем-то тысяч фунтов. Я знаю, что они были здесь перед тем, как старик откинул копыта. Завещание у тебя с собой, Леонора?

Та быстро кивнула и со вздохом приоткрыла сумочку, машинально потянувшись к потрепанному портсигару, но тут же отдернула руку и со щелчком захлопнула саквояж. Леон, взяв коробку, в которой хранил сигареты, предложил одну девушке.

– Вы знакомы с моим дядей? – поинтересовалась она, доставая сигарету. – Бедный дядя Роос часто говорил о вас…

– В весьма нелестных тонах, как я подозреваю, – заметил Леон.

Она кивнула.

– Да, он недолюбливал вас. Точнее, боялся, поскольку из-за вас потерял много денег.

Роос Малан фигурировал в одном из самых банальных дел, коими когда-либо доводилось заниматься Леону. Вместе со своим братом Корнелием он был преуспевающим фермером в Южной Африке. Но потом на территории их хозяйства обнаружили золото, поэтому они внезапно превратились в очень богатых людей; оба переехали в Англию и осели на двух уединенных ранчо в Оксфордшире. Именно Роос удочерил ребенка их умершей сестры, по поводу чего не переставал стонать и жаловаться весь остаток жизни, ведь, подобно своему брату, принадлежал к числу тех скупердяев, коим жалко потратить фартинг даже на самих себя. Тем не менее оба брата были расчетливыми биржевыми игроками; пожалуй, порой даже слишком расчетливыми. Тот самый случай, когда алчность пересилила осторожность, и заставил Леона пересечься с орбитой их интересов.

– Дядя Роос, – продолжала девушка, – был вовсе не так плох, как вы о нем думаете. Разумеется, он отличался невероятной скупостью в том, что касалось не только денег, но даже продуктов, которые съедались на ферме; и жить с ним было нелегко. Но иногда он бывал сама доброта, поэтому я чувствую себя свиньей, претендуя на его несчастные деньги.

– На его счет можешь не беспокоиться, – нетерпеливо начал было Джонс.

– Вы обнаружили, что этих несчастных денег попросту нет? – перебил его Леон, вновь просмотрев письмо, которое она прислала ему.

Девушка кивнула.

– Ничего не понимаю, – сказала она.

– Покажи ему завещание, – коротко распорядился Джонс.

Она вновь приоткрыла сумочку и вынула оттуда сложенный лист бумаги.

– Это копия.

Леон, взяв листок, развернул его. Это был короткий документ, написанный от руки по-голландски. Под ним стоял перевод на английский. В нескольких строках покойный Роос Малан завещал все имущество, коим владел, своей племяннице Леоноре Мэри Малан.

– До последнего пенни, – с удовлетворением, которое он даже не пытался скрыть, заметил Джонс. – Мы с Леонорой собирались открыть деловое предприятие в Лондоне. Ее деньги, мои мозги. Понимаете, что я имею в виду?

Леон понимал это даже слишком хорошо.

– Когда он умер? – спросил Гонсалес.