«Преступник» - [74]

Отец, грозный и вспыльчивый, — Джевдет помнил, что в те времена сослуживцы называли Ихсана-эфенди Бомбой — приходил домой поздно, пьяный, и избивал мать, его дорогую мать. А он был бессилен защитить ее. В эти страшные минуты никто не решался перечить отцу.

Снова послышались мальчишечьи голоса:

— Мы дем-ж я-теб, хиттин-Саба!

Кто же этот Сабахиттин? Может, и у него такой же непутевый отец и тоже злится, когда сын играет в футбол? Может, и его отец возвращается с работы пьяным и бьет мать?

Джевдет встал. Поднявшись на цыпочки, выглянул в проем окна. Ребят, вызывавших Сабахиттина, не было видно — они, должно быть, стояли внизу, у самой стены. Перед ним был родной квартал. Красные черепичные крыши ветхих домиков, покосившиеся дворовые ворота еще, казалось, спали, залитые ярким утренним солнцем. Взгляд его упал на дорогу. А вот и Сабахиттин, которого звали ребята! Это, оказывается, внук Мюфита-эфенди, бывшего чиновника Управления оттоманского долга. С корзинкой в руке он плелся позади своего отца — огромного человека с усами. Они шли на рынок. Когда Джевдет был уже признанным заводилой в квартале, Сабахиттин был еще совсем маленьким. Так вот кто, значит, занял его, Джевдета, место?

Сабахиттин с отцом скрылись за углом дома, а в памяти Джевдета продолжали мелькать картины прошлого. «Владения» перед «Перили Конаком» никогда не оставались беспризорными. До него здесь распоряжался Зеки-аби — рыжеволосый, голубоглазый парень. Никто не мог так быстро бегать, так высоко прыгать и так ловко дурачить девчонок. Он вырос и поступил в военный лицей Халыджиоглу. Тогда стал верховодить Шадан-аби. Однажды Шадан-аби тоже куда-то пропал, и заводилой сделался он, Джевдет. А вот теперь…

Мысли Джевдета прервал разговор мальчиков, возившихся внизу, у стены, с футбольным мячом.

— Эх ты, не можешь заправить сосок!

— Что-то никак не входит.

— Был бы здесь Сабахиттин…

— Теперь отец его не отпустит.

— Не отпустит? Да будь хоть пятьдесят таких отцов, Сабахиттин все равно убежит!

— Сыграли бы до начала уроков.

— А ты возьми да помоги. Чего стоишь как столб!

Голоса ребят затихли. Джевдет догадался: сейчас все вместе пытаются заправить сосок под покрышку. Точно так же когда-то это делали и они. Ни Эрол, ни Кайхан, никто другой не мог заправить сосок так ловко, как Джевдет. Хуже всех получалось у Эрола! «Не лезет, никак не лезет…» — сокрушался он, весь красный от натуги. Его даже одно время прозвали «Эрол-не-лезет».

— А ну-ка, подержи! Вот так.

— Чего глаза выкатил!

— Получается?

— Сейчас попробую!

«Кто эти ребята? — подумал Джевдет. — Наверное, те самые малыши, которые когда-то бегали за мячом, вылетевшим за ворота, или зашивали у сапожника порвавшуюся покрышку, носили записки с вызовом футбольной команде соседнего квартала, ждали ответа, а получив его, запыхавшись, прибегали назад и кричали: „Джевдет-аби! Они согласились!“»

Джевдет подошел к двери. Осторожно выглянул. Так и есть — это они! Вот внуки парикмахера Лятифа и Хасана Тахсина, сын лавочника, сын мясника, внук ткача… В руках у них был грубо залатанный футбольный мяч. Когда-то эти мальчишки, столпившись на краю поля, с волнением следили за игрой, дрались за право принести попавший за черту мяч; замирали от восторга, слушая, как он читал им какую-нибудь книжку о приключениях.

Значит, малыши выросли? Теперь они завладели этим местом, этим футбольным мячом? Но какие беспомощные! Все еще не умеют заправить сосок под покрышку! Джевдет чуть было не спрыгнул вниз и не крикнул: «А ну-ка, дайте сюда! Вот как нужно! Эх, вы!»

Он снова задумался.

Да, когда-то и они точно так же с утра, еще до начала занятий в школе, собирались на этом же месте, надували мяч и играли. А что было, когда договаривались о матче с ребятами соседнего квартала! В такие дни они и вечером, после школы, дотемна не расставались с мячом. А иногда даже убегали из школы! Особенно если играли на поле противников, в нижнем квартале. Тогда уж никак нельзя было проиграть. А если проигрывали — беда! Болельщики улюлюкали, кидали в них гнилыми помидорами, баклажанами. Другое дело, когда команда возвращалась в квартал с победой! Со всех сторон раздавались возгласы: «Молодцы! Бра-во! Ура-а!» И каждому было уже наплевать, если его поколотит отец и посадит в сарай с углем.

— Эх, никак не получается!

— Может, бросим? Сабахиттин придет, и тогда поиграем!

— Ну, а если бы не было твоего Сабахиттина?

— Все равно никто не может так заправить сосок, как он!

Джевдет не вытерпел и спрыгнул к ним.

— А ну-ка, дайте сюда! Вот как нужно!

Ребята растерялись. Чего-чего, а уж этого они никак не ожидали. Потом, придя в себя, обрадовались:

— Джевдет-аби, Джевдет-аби пришел!

— Да здравствует Джевдет-аби!

— Откуда это ты?

— Когда ты пришел, Джевдет-аби?

Джевдет быстро заправил сосок, выпрямился.

— Видал? Вот как нужно!

Все хором закричали:

— Да здравствует Джевдет-аби!!!

Мяч сразу же был забыт. Мальчики с любопытством разглядывали Джевдета. Со всех сторон сыпались вопросы.

Джевдет, так же как и в далекие дни, снова сидел на камне — на том самом камне, вокруг которого тогда собиралась детвора и слушала затаив дыхание его истории. Он ни на кого не смотрел и не торопился рассказать о том, что с ним произошло: он презирал этих малышей. Ведь он сидел в тюрьме и знал, что такое тюрьма. Не испугался Козявки, убившего человека, который курил гашиш, играл в карты и делал что хотел с такими, как он, Джевдет.