Преступления за кремлевской стеной - [65]

Что видит и слышит человек, сидящий средь бела дня у Лобного места на Красной площади? Он видит ноги гуляющих, вдруг обступившие его со всех сторон, слышит недоуменные голоса. Это длится недолго. Дальше все происходит еще быстрее. Расталкивая кучку любопытных, на демонстрантов разом набрасываются какие-то одинаковые люди, вырывают из рук и рвут плакаты, пытаются отнять флажок. «Вы хотите отнять у меня чехословацкий государственный флаг?» — спрашивает Горбаневская. Рука разжимается, но тут же на помощь ей приходит другая, и флажок гибнет. Толпа увеличивается. Слышны возгласы: «Это что, чехи?», а им в ответ: «Бей антисоветчиков!», матерщина. Начинается избиение. Какая-то женщина бьет Литвинова тяжелой сумкой по голове. Сидящего трудно ударить рукой, ногой — легче. Лариса Богораз вдруг чувствует, что у нее на спине намокла блузка — это выбили зубы сидящему сзади Виктору Файнбергу, и кровь идет у того изо рта. Таня Баева, присев на корточки, вытирает ему платком лицо. Избивают Делоне. Толпа стоит смотрит; демонстранты молча сносят побои, слышны лишь крики избивающих, их сопение, треск рвущейся материи.

Начинают подъезжать машины. В них, выворачивая руки и продолжая наносить удары, вталкивают участников демонстрации. За юную Татьяну Баеву вступается совершенно незнакомый ей юноша из толпы (М. Леман), его тоже втаскивают в машину, потом разберутся, отпустят.

В 50-м отделении милиции, располагавшемся тогда на Пушкинской улице и известном в народе как «полтинник», встретились вновь. Чувство, переполнявшее их, называлось счастьем. Все-таки посмели, сбросили с плеч эту окаянную ношу, вышли на площадь. Пусть знают чехи, что мы им все-таки братья… Пусть знают люди… Пусть знает мир… Дело сделано. А теперь будь что будет.

9 октября 1968 года, крохотный, битком набитый зал Пролетарского райсуда, где рассматривается Мосгорсудом «уголовное дело по факту учинения групповых действий на Красной площади, грубо нарушивших общественный порядок». Судят Ларису Богораз, 39 лет, Вадима Делоне, 21 год, Павла Литвинова, 28 лет, Константина Бабицкого, 39 лет, Владимира Дремлюгу, 28 лет. Позади полтора месяца, обыски, допросы, тюрьма. Обвинительное заключение подписано старшим следователем прокуратуры г. Москвы советником юстиции Л. Акимовой. Что касается В. Файнберга, то он находится на стационарной судебно-психиатрической экспертизе, его дело выделено в отдельное производство — человека с четырьмя выбитыми передними зубами сочли, вероятно, нежелательным персонажем на данном процессе. Н. Горбаневская признана невменяемой и отдана пока под опеку матери. Т. Баеву к суду не привлекли — конечно, ей не поверили, когда она, посоветовавшись с Л. Богораз, заявила следователю, что на площади оказалась случайно, — но и упорствовать не стали, решив, по-видимому, что чем меньше будет «отщепенцев», тем лучше (а еще лучше их бы вообще не было). Ее только выгнали из института.

Председательствует судья В. Г. Лубенцова (подсудимые ее скоро нарекли «Лубянцевой»), ей помогают народные заседатели П. И. Попов и И. Я. Булгаков. Государственное обвинение поддерживает прокурор В. Е. Дрель.

Наша Конституция в те годы, несомненно, являлась самой демократической в мире, поскольку не была рассчитана на применение. Так что судить обвиняемых за сам факт участия в демонстрации было неприлично — как бы противоречило Конституции. Судили по уголовной статье 190.

Судья зачитывает обвинительное заключение. Все демонстранты обвиняются в том, что вступили «в преступный сговор… заранее изготовив плакаты с текстами, содержащими заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй, а именно: «Руки прочь от ЧССР»… «Долой оккупантов», «Свободу Дубчеку», пришли на Красную площадь, где и нарушили «общественный порядок и нормальную работу транспорта»; развернули «вышеуказанные плакаты», выкрикивали «лозунги аналогичного с плакатами содержания, чем вызвали возмущение собравшихся вокруг граждан…».

А в переулке перед зданием суда развернулось иное действо, чем-то неуловимо схожее с основным сюжетом. Уже наученные опытом предыдущих процессов, власти знали, что у входа с утра до вечера будут дежурить друзья и родственники подсудимых. Решено было дать «идейный отпор». Тщательно проинструктированные, явились комсомольцы-оперотрядчики. Они разъясняли случайным прохожим, кого и за что судят сегодня. К ним присоединился люд постарше, компенсировавший некоторую свою необразованность предельной искренностью и категоричностью суждений. Эти жаждали общения с П. Григоренко, И. Габаем, П. Якиром… Впрочем, дискуссия носила несколько односторонний характер. Довольно скоро в адрес «диссидентов» послышались выкрики вроде: «Молодец Гитлер, передавил вас, гадов, — жалко, что не всех», или «Эх, мне бы сейчас автомат в руки!..». Кто-то очень умело продумал этот спектакль в тиши кабинета, вызвал актеров, раздал роли да сам и суфлировал…

Но вернемся в зал суда. Тут самое время сказать об адвокатах. Немногие в те годы соглашались защищать людей, обвиняемых по 70-й либо 190-й статьям. Во-первых, ничего, кроме неприятностей, эти процессы адвокатам не сулили: во-вторых, исход дел всегда был предрешен.