Преступления и призраки - [58]

Правда, адвокат обвиняемого выступил с заявлением, что его клиент все-таки намеривается огласить некую информацию, но сделает он это лишь в финале процесса, на выездной сессии суда присяжных. Само собой, это только подогрело всеобщие ожидания.

Последним же штрихом в этой и без того необычной картине стал отказ подсудимого от какой-либо адвокатской помощи: капитан Фаулер намеревался защищать себя сам.

Если говорить о тяжести улик обвинения, то дело выглядело более чем ясным и, по общему мнению, совершенно безнадежным. О подсудимом было известно, что он подвержен приступам ревности – причем в такие моменты способен на насильственные действия. Последнее подтверждалось свидетельскими показаниями.

Капитан выслушал обвинительное заключение совершенно бесстрастно, не пытаясь ловить свидетелей на противоречиях, требовать перекрестного опроса или как-то иначе оспаривать выдвигаемые против него улики. Вообще, даже недоброжелатели были вынуждены признать, что Фаулер, сухощавый, смуглый от загара человек, с черной щеточкой усов на изможденном лице, пока что проявляет поразительное мужество: разумеется, у него не имелось ни малейших сомнений, каким может быть приговор.

Заговорил он только тогда, когда суд, прежде чем вынести окончательный вердикт, предоставил ему последнее слово. Поднявшись со скамьи подсудимых, капитан Фаулер спокойным движением сунул руку в карман, достал оттуда сложенный в несколько раз лист, развернул его и, не отрывая взгляда от этой бумаги, произнес защитительную речь.

На состав суда и на собравшуюся в зале публику эта речь произвела в высшей степени значительное впечатление. Поэтому приведем здесь ее целиком, не меняя ни слова.

* * *

– Прежде всего, господа присяжные, я хотел бы объяснить, почему отказался от услуг адвоката. Не из-за сомнений в его мастерстве: я знаю, что братская поддержка всех моих сослуживцев (мои собственные средства достаточно ограничены) позволила нанять для этого процесса одного из величайших мастеров. Дело также отнюдь не в том, что я непомерно высокого мнения о собственном ораторском мастерстве и прочих способностях, требующихся для участия в судебных прениях. Просто я убежден: на сей раз уместней простой и бесхитростный рассказ. Причем не преломленный сквозь призму адвокатского красноречия, а исходящий непосредственно от участника тех ужасных событий… От невольного актера в том трагическом спектакле.

Ощущай я себя виновным, никогда бы не отказался от юридически продуманной защиты. Но в глубине своего сердца знаю: на мне нет вины в убийстве, хотя совершил его именно я. Причины этого могу изложить только лично – и только теперь. Не ставлю целью разжалобить присяжных своей исповедью, однако все же надеюсь, что к концу ее вы перестанете видеть во мне убийцу.

Благодарю суд за то, что мне было разрешено записать эту историю и прочесть ее с листа во время церемонии последнего слова. Обстоятельства дела таковы, что я должен сейчас огласить все, даже второстепенные детали, причем в мельчайших подробностях.

Многие помнят, что два месяца назад, сразу после ареста, я отказался привести следствию какие-либо оправдания. Сегодня на процессе это было упомянуто как одно из дополнительных, хотя и косвенных доказательств моей вины. Однако тогда же я сообщил следователям, что у меня есть оправдания – но сообщить их я смогу лишь некоторое время спустя. Это было воспринято как беспочвенная отговорка. Что ж, сейчас срок настал.

Сегодня, наконец, сделалось возможным объяснить не только то, что, собственно было сделано, но и то, почему я не мог поступить иначе. И если этот суд, суд моих соотечественников, обвинит меня – я не стану протестовать, а молча снесу любую кару, к какой бы меня ни присудили.

Я прослужил уже пятнадцать лет. Сейчас мое воинское звание – капитан, последняя должность, которую мне довелось занимать до начала этой войны, – командир Второго Бреконширского батальона, а начинал я вестовым, и впервые моя фамилия упомянута в приказе, относящемся к Бурской войне, к сражению при Даймант-хилл. Когда началась война с Германией, я, в тот момент уже исполнявший обязанности заместителя командира полка, получил приказ занять аналогичную должность в новой, только что сформированной части. Это был Первый Шотландский, он же Скаутский полк. Наша часть размещалась в крохотном городке, скорее, даже деревушке Радчерч, графство Эссекс. Личный состав пришлось частично поселить в палатках, частью же он был расквартирован у местных жителей. Мне довелось поселиться под кровом мистера Меррифильда, одного из окрестных сквайров. Вот там-то я и познакомился с мисс Эной Гарни…

Сейчас, возможно, не самый подходящий момент для этого, но я все-таки должен хотя бы вкратце описать эту леди, иначе некоторые мои действия вообще будет невозможно понять. Впрочем, мне, не поэту и не художнику, а человеку военной профессии, описать ее вряд ли удастся – даже вкратце. Скажу лишь, что вряд ли Природа когда-либо еще помещала в женский облик столь изысканный сплав, драгоценное соединение ума и красоты. Двадцати пяти лет от роду, высокая, золотоволосая, с особым изяществом движений и неповторимыми чертами нежного лица. Мне приходилось читать о людях, влюблявшихся с первого взгляда, но именно и только читать: доселе я был твердо убежден, что это литературная условность. Однако с того мгновения, как мы встретились глазами с мисс Гарни, я понял, что литераторы правы. Понял и другое: теперь мною владеет только одно чувство, одна цель – сделать так, чтобы Эна была моей.