Как синьор Ламберт покинул сцену
I
Сэр Вильям Спартер был человеком, которому достаточно было четверти века времени, чтобы превратиться из простого подмастерья морских доков Плимута с жалованьем в 24 шиллинга в неделю во владельца собственного дока и целой флотилии судов.
Любопытным и по сие время показывают еще домик в Лэк-Роде в Лэдпорте, в котором сэр Вильям, будучи еще простым рабочим, изобрел котел, который получил его имя.
Теперь в пятидесятилетнем возрасте он обладает резиденцией в Лейнстерских Садах, деревенской усадьбой в Тэплоу, охотой в графстве Аргайльском, отличным погребом и самой красивой женщиной во всем городе.
Неутомимый, непоколебимый, точно любая из построенных им машин, он посвятил всю свою жизнь одной цели — приобретению всего, что имеется лучшего на земле.
Обладатель квадратного черепа, могучих плеч, массивной фигуры, глубоко посаженных медлительных глаз, он казался олицетворением энергии и упорства.
За всю его карьеру последняя не была омрачена ни малейшей неудачей публичного характера.
И, несмотря на это, он споткнулся все-таки на одном пункте, и на самом чувствительном из всех.
Ему не удалось завоевать себе чувства своей жены.
Когда он женился на ней, она была дочерью хирурга и первой красавицей одного из городов севера.
Уж и в это время он был богат и влиятелен, и это-то обстоятельство заставило его забыть двадцатилетнюю разницу между собой и молодой девушкой.
Но с того времени он ушел далеко-далеко вперед.
Грандиозное предприятие в Бразилии, превращение всей своей фирмы в акционерное общество, получение титула баронета — все это произошло уже после свадьбы.
Он мог внушать страх своей жене, терроризировать ее, возбуждать удивление своей энергией, уважение перед упорством, но не мог заставить ее любить себя.
И не то, чтобы он не добивался этого.
С неутомимым терпением, бывшим главной его силой в делах, он пытался в течение нескольких лет добиться ее взаимности.
Но именно те качества, которые были так полезны ему в общественной жизни, делали его невыносимым человеком в частной.
Ему не хватало тактичности, искусства приобрести симпатию. Подчас он оказывался вовсе грубым и вовсе не умел найти тонких оттенков в поступках и речи, которые ценятся большей частью женщин куда выше всех материальных выгод.
Чек в сто фунтов стерлингов, переброшенный через стол за завтраком, в глазах женщины не стоит пяти шиллингов, когда последние свидетельствуют о том, что давший их потрудился, чтобы добыть их ради «нее».
Спартер сделал ошибку — он никогда не думал об этом.
Постоянно погруженный мыслями в свои дела, вечно думая о доках, верфях, он не имел времени для тонкостей и возмещал их недостаток периодической щедростью в деньгах.
Через пять лет он понял, что скорее еще больше потерял, нежели выиграл в сердце своей дамы.
И вот ощущение разочарования разбудило в нем самые скверные стороны его души. Он начал чувствовать приближение опасности.
Но увидел и убедился он в ней лишь тогда, когда получил в свои руки, благодаря предателю-слуге, письмо своей жены, из которого он убедился, что она, несмотря на свою холодность к нему, питает достаточно сильную страсть к другому.
С этого момента его дом, крейсера, патенты не занимали больше его мыслей, и он посвятил всю свою огромную энергию на гибель того человека, которого возненавидел всей душой.
II
В этот вечер за обедом он был холоден и молчалив. Жена его дивилась, что бы такое могло стрястись, что произвело в нем такую перемену.
Он не произнес ни слова за все то время, что они провели в салоне за кофе.
Она бросила на него два-три взгляда; они были встречены в упор глубоко посаженными серыми глазами, направленными на нее с каким-то особенным, совершенно необычным выражением.
Ее мысли были заняты каким-то посторонним предметом, но мало-помалу молчание ее мужа и это упорное каменное выражение его лица обратили на себя ее внимание.
— Не могу ли я что-нибудь для вас сделать, Вильям? Что случилось? спросила она. — Надеюсь, никаких неприятностей?
Он не ответил.
Он сидел, откинувшись на спинку кресла, наблюдая эту женщину редкой красоты, которая начала бледнеть, чувствуя неминуемую катастрофу.
— Не могу ли я что-нибудь для вас сделать, Вильям?
— Да, написать одно письмо.
— Какое письмо?
— Сейчас скажу.
Комната снова погрузилась в мертвую тишину.
Но вот раздались тихие шаги метрдотеля Петерсона и звук его ключа, повернувшегося в скважине; он по обыкновению запирал все двери.
Сэр Вильям минуту прислушивался.
Затем он встал.
— Пройдите в мой кабинет, — сказал он.
III
В кабинете было темно, но он повернул кнопку электрической лампы под зеленым абажуром, стоявшей на письменном столе.
— Сядьте к этому столу.
Он закрыл дверь и сел рядом с ней.
— Я хотел только сказать вам, Джеки, что мне все известно относительно Ламберта.
Она раскрыла рот, вздрогнула, отодвинулась от него и протянула руки, точно ожидая удара.
— Да, я знаю все, — повторил он.
Тон его был совершенно спокоен. В нем звучала такая уверенность, что она не имела сил отрицать справедливость его слов.
Она не ответила и сидела молча, не сводя глаз с серьезной массивной фигуры мужа.
