Преступление и совесть - [11]

Шрифт
Интервал

Исай Ходошев, конечно, не возражал бы против того, чтобы вместе с представителями власти проникнуть в пещеру… Но как это сделать? Пробравшись к пещере, он сунул одному из охранявших вход удостоверение личности, выданное редакцией газеты «Киевская мысль».

— Я из Петербургского телеграфного агентства, — сказал он.

Тот поглядел в документ, вытаращил глаза, явно не зная, как поступить. Наконец взял бумажку и скрылся в пещере.

Ходошев был удивлен, когда охранник неожиданно быстро вернулся и, отдав документ, пропустил его.

Первые несколько мгновений в темноте ничего нельзя было разобрать. Постепенно Ходошев освоился с мраком. Чей-то карманный фонарик вырвал из темноты и осветил часть головы мальчика, прислоненного к выступу в стене. Затем луч света упал на чью-то руку, протянутую к разорванной одежде на трупе. Кто-то захотел поднять ремень, лежавший на земле, однако властный окрик остановил его:

— Не трогать!

При слабом свете карманного фонарика Ходошев увидел изуродованное лицо убитого, затянувшиеся порезы на висках. На голове неуклюже торчала измятая форменная фуражка с гербом духовного училища, правый глаз остекленел, в левом застыла капля крови.

Исай Ходошев внимательно осматривал набойки на ботинках мертвеца. Он знал, что труп будет скрупулезно изучаться; но ему самому захотелось добыть что-нибудь важное, что могло бы прояснить это страшное, изуверское преступление. Он уже нагнулся, чтобы незаметно взять отстававший от набойки рубчик, но сразу же послышался резкий голос:

— Что вам нужно, молодой человек? Как вы здесь оказались?

Когда же молодой человек объяснил, что он из газеты, говоривший несколько изменил тон, хотя в нем все так же звучала властность и назидательность:

— Вы из «Киевлянина»? Нужна предельная осторожность, здесь каждая мелочь является уликой. Очень важны улики в таком деле…

Журналист растерялся, нагнул голову, словно желая оправдаться. При бледном свете Ходошев заметил околыш студенческой фуражки. Газетчик внимательно присмотрелся к лицу студента и узнал в нем небезызвестного киевлянам Владимира Голубева.

Сердце Ходошева упало: если здесь Голубев — значит, дело плохо.

События принимали нежелательный оборот. Журналист повернул к выходу и вышел из пещеры.

Что творилось вокруг! Полицейские с трудом удерживали натиск толпы, подстрекаемой молодчиками группы Голубева. Трудно было понять смысл выкриков, настолько они были нелепы в своей враждебности. Становилось очевидным, что необходимо каким-то образом унять толпу, успокоить людей, предотвратить возможные эксцессы.

Ходошев знал: достаточно небольшого толчка, малейшей искорки — и возникнет пожар, на невинные головы падет гнев жаждущих мщения людей… И тут Исай услышал возле себя тревожный голос:

— Давайте-ка отсюда, в суматохе ножом пырнуть могут…

В небо взметнулись разноцветные листовки. Послышались возгласы:

— Православные люди! Жиды-кровопийцы зарезали христианского мальчика!..

Дикие, угрожающие крики повисли в воздухе.

Вдруг Ходошев почувствовал, что по его лбу что-то течет. Стоявшая рядом девушка бросилась к нему:

— Вы ранены. Вот негодяи! Изверги!

И мягкая рука приложила к ране носовой платок. Исай надвинул фуражку глубже на лоб и шагнул в сторону.

В отверстии пещеры появился огромный детина в черной фуражке с блестящим козырьком, он нес на руках труп мальчика. За ним следовали пристав, несколько городовых и другие неизвестные Исаю лица. Словно из-под земли выросла подвода с кучером, тело осторожно уложили на подводу и укрыли дырявым мешком. Невзрачная лошаденка тронулась с места. Огромная масса людей поглотила подводу — казалось, она плывет по волнам, подгоняемая толпой.

Тщетны были попытки полицейских, жандармов и тайных агентов отогнать зевак подальше от подводы. Багровый от усердия пристав надрывался:

— Погоняй к полицейскому участку!..

Медленно двигалась мрачная процессия. Взмахами кнута кучер взрезал воздух, но лошадь не хотела ускорить шаг.

Пробираясь сквозь толпу, Ходошев увидел Голубева. Теперь тот стоял на потрепанном фаэтончике и в чрезвычайном возбуждении выкрикивал что-то про замученного мальчика, о его истерзанной душе.

На мгновение Ходошеву показалось, будто студент указал в его сторону. И тут случилось невероятное: журналист упал, а разъяренная толпа продолжала свое шествие, топча его ногами; если бы не сильные руки молодого парня — подмастерья, редакция газеты «Киевская мысль» потеряла бы одного из активнейших своих сотрудников. Петру Костенко удалось оттащить Исая на безлюдное место…

Привела его в чувство Настя. Он открыл глаза, и ему стало стыдно своей беспомощности.

— Второй раз мы встречаемся с вами, — улыбаясь сказала девушка.

Ходошев, кряхтя от боли, поднялся с земли.

— Ничего, черт меня не возьмет, — сказал он, очищая пальто от снега. Фуражки не оказалось — очевидно, затоптали в грязь.

— Могло быть и хуже… — заметила Настя. Она не решалась спросить его, кто он такой, только лишь смотрела на него во все глаза.

Стряхнув с себя остатки грязного снега, Ходошев поклонился и сказал:

— Благодарю вас, господа! Спасибо вам и до свиданья! — И зашагал прихрамывая вслед за толпой.


Рекомендуем почитать
Иезуит. Сикст V

Итальянский писатель XIX века Эрнст Мезаботт — признанный мастер исторической прозы. В предлагаемый читателю сборник включены два его лучших романа. Это «Иезуит» — произведение, в котором автор создает яркие, неповторимые образы Игнатия Лойолы, французского короля Франциска I и его фаворитки Дианы де Пуатье, и «Сикст V» — роман о человеке трагической и противоречивой судьбы, выходце из народа папе Сиксте V.


Факундо

Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.


Первый художник: Повесть из времен каменного века

В очередном выпуске серии «Polaris» — первое переиздание забытой повести художника, писателя и искусствоведа Д. А. Пахомова (1872–1924) «Первый художник». Не претендуя на научную достоверность, автор на примере приключений смелого охотника, художника и жреца Кремня показывает в ней развитие художественного творчества людей каменного века. Именно искусство, как утверждается в книге, стало движущей силой прогресса, социальной организации и, наконец, религиозных представлений первобытного общества.


Довмонтов меч

Никогда прежде иноземный князь, не из Рюриковичей, не садился править в Пскове. Но в лето 1266 года не нашли псковичи достойного претендента на Руси. Вот и призвали опального литовского князя Довмонта с дружиною. И не ошиблись. Много раз ратное мастерство и умелая политика князя спасали город от врагов. Немало захватчиков полегло на псковских рубежах, прежде чем отучил их Довмонт в этих землях добычу искать. Долгими годами спокойствия и процветания северного края отплатил литовский князь своей новой родине.


Звезда в тумане

Пятнадцатилетний Мухаммед-Тарагай стал правителем Самарканда, а после смерти своего отца Шахруха сделался главой династии тимуридов. Сорок лет правил Улугбек Самаркандом; редко воевал, не облагал народ непосильными налогами. Он заботился о процветании ремесел и торговли, любил поэзию. Но в мировую историю этот просвещенный и гуманный правитель вошел как великий астроном и математик. О нем эта повесть.


Песнь моя — боль моя

Софы Сматаев, казахский писатель, в своем романе обратился к далекому прошлому родного народа, описав один из тяжелейших периодов в жизни казахской степи — 1698—1725 гг. Эти годы вошли в историю казахов как годы великих бедствий. Стотысячная армия джунгарского хунтайши Цэван-Рабдана, который не раз пытался установить свое господство над казахами, напала на мирные аулы, сея вокруг смерть и разрушение.