Преступление и наказание в России раннего Нового времени - [15]

.

Централизованный контроль также опирался на сеть государственных учреждений на всей территории царства; в XVI–XVII веках правители Московии создавали учреждения для управления государственными торговыми монополиями, различных специализированных задач и управления в целом. Все эти учреждения тесно взаимодействовали с населением, но в конечном счете руководство ими осуществлялось из центра. При построении этой системы Москва практически не столкнулась с институциональным противодействием: города и регионы с традициями самоуправления и церковные институты, ранее являвшиеся самостоятельными, признали требования царя на верховную власть и таким образом сохранили автономию на низших уровнях управления. Такие административные стратегии, как недопущение покупки должностей в учреждениях (в противном случае государство приобретало в деньгах, но теряло в контроле), а также частая смена наместников на местах для предотвращения обрастания их связями, позволяли сохранять централизованный контроль. Принуждение же являлось инструментом воздействия на тех, кто оказался неспособен платить налоги, служить или принять власть Московии.

Насаждая централизованный контроль, московские правители и элита преследовали и свои собственные интересы. Однако обществу это тоже было на руку. Создание сильной судебной власти отвечало идеологическому диктату Москвы, согласно которому царь считался благочестивым пастырем и ветхозаветным судьей для своих подданных, должен был защищать невинных и наказывать злых. В идеологических и изобразительных источниках роль царя как справедливого судьи была выражена значительно сильнее, чем его роль военного лидера[48]. Таким образом, от московских правителей ожидали обеспечения хорошо действующей судебной системы. Более того, стремление Москвы к централизованному контролю области криминального права стало ответом на возросший уровень преступности. Войны и тяжелое налогообложение в XVI веке вызвали уменьшение численности населения, бродяжничество и беспорядок. Губные грамоты XVI века, вводившие новые институты местного управления для борьбы с преступностью, честно признают этот факт: «Били естя нам челом о том, что у вас в тех ваших волостях многия села и деревни розбойники розбивают, и животы ваши грабят, и села и деревни жгут, и на дорогах многих людей грабят и розбивают, и убивают многих людей до смерти; а иные многие люди у вас в волостях розбойников у себя держат, а к иным людем розбойники с розбоем приезжают и розбойную рухлядь к ним привозят»[49]. Появление уголовного суда в регионах было выгодно для местных сообществ.

Все эти причины, обусловившие необходимость централизованного контроля для московского правительства, были актуальны и для европейских государств, сопоставимых с Россией, и для Османской империи, однако отличие между ними и Москвой лежало в идеологическом обосновании необходимости такого контроля. Уже в XVI веке становление европейской государственности было очерчено влиятельными дискурсами, часть которых ставили под вопрос власть правителя в угоду большему политическому плюрализму, другие определяли суть монархии с помощью идей общего блага и обезличенного государства. Концепции абсолютизма и полицейского государства выдвигали тезис о том, что власть суверена должна способствовать созданию более упорядоченного общества, «общему благу», повышению общественной морали и богатства в интересах государства и общества. Как отметила Ангела Рустемайер, централизаторские усилия Москвы в конце XV–XVII веке не вдохновлялись всеохватывающей идеологией социального единства и дисциплины[50]. До Петра I (правил в 1682–1725 годах) риторика «полицейского государства» в России в явном виде не прослеживается. Московские кодексы права, и даже монументальное Соборное уложение 1649 года, носили исключительно прикладной характер: Двинская (1397–1398) и Белозерская (1498) уставные грамоты начинаются с прямого заявления об обязательстве наместников исполнять законы, в соответствии с нормами, сформулированным в грамоте. Судебники 1497 и 1550 годов провозглашают только цель определить «как судить боярам и окольничим». Наиболее отвлеченное заявление Соборного уложения требовало, чтобы «суд и росправа была во всяких делех всем ровна». Новоуказные статьи 1669 года не содержат ни введения, ни абстрактных разъяснительных норм[51]. Отдельные черты морального дисциплинирования и конфессионализации появляются в первой половине XVII века. Концепция общего блага, пришедшая с Украины, начала распространяться при дворе в конце XVII столетия, но на основе этих идей не было создано энергичной программы государственных преобразований. Только с приходом Петра I в Россию пришло представление о государстве, профилактически вмешивающемся в жизнь подданных.

Конечно, провозгласить централизацию – это совсем не то же самое, что завершить ее. И здесь Московское царство пришло практически к тем же результатам, что и европейские страны и Османская империя. На практике центральный бюрократический контроль часто наталкивался на препятствия: коммуникации были затруднены из-за климата, больших расстояний и отсутствия дорог, а также из-за малого распространения грамотности, образования и книгопечатания. Россия испытывала нехватку людей и финансов, что вынуждало государство не укомплектовывать штат учреждений полностью и урезать оплату служащих в них лиц, чтобы обеспечить военные расходы и содержание, положенное верхушке элиты. Крепостничество включало право землевладельцев судить мелкие преступления и поддерживать обычный порядок и законность. Этническое и религиозное разнообразие требовало различных стратегий управления и различных институтов. Особенное значение имело и то, что чиновники государственного правосудия сотрудничали с местными сообществами, чьи представления о справедливости состояли не в отстаивании буквы закона, а в поддержании социального равновесия. Благодаря этому государство на практике управляло очень гибко. После завершения централизации Московия представляла собой сочетание личностных стратегий управления с формализованными процедурами, институциями и законом. Московская бюрократическая империя может показаться гипертрофированной, поскольку все усилия были направлены на контроль ресурсов, но она использовала разнообразные и прагматичные методы работы.