Преступление и наказание - [74]

— А твоя операция будет только вечером…

Хе-хе! Значит, доктор не обманула. Начинается вечер. Сажают на кресло-каталку. Полицейские небрежно отмахиваются от меня, когда я протягиваю руки под наручники. Пожилая женщина везёт меня по этажам в операционную. Два укола выше и ниже глаза, подсоединяют капельницу и, поддерживая под руку, помогают лечь на стол под гиперболоид.

Левый глаз накрывают специальной полумаской. Правый, вроде бы, открыт, но я его не чувствую и ничего им не вижу. Почти ничего, потому что… появилась фигура, похожая на физиономию с картины Эдварда Мунка «Крик». Такие же формы, глаза, открытый рот.

Этот рот засверкал огнём и на чёрном фоне стали сталкиваться между собой крупные, сверкающие снежинки. Сталкиваясь, они ломались. На их месте появлялись новые. Какие-то чёрные, но прозрачные пятна наплывали друг на друга, заполняя всё пространство. Снова снежинки, но уже чёрные с блестящими краями, на чёрном же фоне. И всё это под музыку прибора, которая иногда прерывалась женским голосом, требовавшим закрыть крышку. Под конец появился какой-то прозрачный круг, с чётко очерченным неровным краем. Его долго прилаживали в отверстии такого же размера. Всё закончилось приклеиванием накладки на глаз. И обрушившимся артериальным давлением из-за какой-то дряни из капельницы. А ведь я их предупреждал, что мой организм, чистый от лекарств, может сильно реагировать на всякую химию. Но сейчас мне не до химии и не до реакции на неё, потому что лежу на койке с давлением девяносто на шестьдесят, и даже пальцем шевелить не хочется. Это видимо беспокоит не только меня, потому что среди ночи мне не только делают дежурные замеры, но и приносят стакан сладкого фруктового сока.

На следующий день снимают нашлёпку, и я выныриваю одним глазом из тумана, в котором жил все последние годы. Медицина закончилась, и начались будни по выполнению протокола по перевозке опасного преступника, коим являюсь. Но тюремный автобус, ежедневно перевозящий больных зэков, уходит без меня. Мне там не хватило места: мне положен отдельный двухместный «шкафчик», размером 90/90/165 см. Растерянные местные полицейские, число которых значительно уменьшилось, потому что их коллеги отправлены в Каталонию на продолжающуюся там операцию «Анубис», обещают позвонить в тюрьму, чтобы меня забрали. Когда я обедал в палате, мне принесли одежду. За мной приехали двое гвардейцев на простом автомобиле. Слегка пугаю их обещанием выблевать только что съеденное. Суют мне в карман полиэтиленовый пакет и салфетки на всякий случай, руки в наручники, меня в авто и через полчаса нахожусь на территории тюрьмы.

Время отдыха. Зэки в камерах. В кабине никого нет и я, от нечего делать, стою под закрытыми дверями модуля, наслаждаясь новыми горизонтами отремонтированного глаза.

Появляются два охранника соседнего блока. Они меня знают с момента появления в этой тюрьме.

— Привет! Чего ждёшь?

— Да вот… Домой не пускают.

Поболтали, посмеялись, посплетничали и они уходят к себе, пообещав позвонить, чтобы меня впустили. Народ мне обрадовался. Всем интересно, как прошла операция, потому что некоторым такая же предстоит.

Когда меня привозили в операционную городской больницы, я видел съём со стола предыдущего пациента. Когда, через десять-пятнадцать минут, увозили меня в операционную, под руки заводили следующего клиента. Медики работали как на фабричном конвейере. И тут же рядом, на тюремном конвейере, штампуют насильников, воров и наркоманов. Парадокс, однако!

А в полицейской операции в Каталонии уже дополнительно приготовлены семнадцать тысяч полицейских и жандармов со всей страны, две тысячи спецназовцев из антитеррористических подразделений. Туда же перебросили единственный в Испании бронированный грузовик, оборудованный водомётом.

После операции положено четыре недели капать в глаза специальные капли. На второй неделе мне кажется, что не хватает запаса. Без записи захожу к медсестре, когда она проводит приём в нашем модуле. Без разговоров она делает запись в журнале.

— Как прошла операция? — спрашивает.

— Теперь я вижу, что ты очень симпатичная, — отвечаю.

Полицейская операция по запрету голосования в Каталонии отражается в фотографиях всех европейских газет: полицейские кувалдами ломают двери школ, таскают за волосы женщин и бьют их. Бьют и молодых и пожилых. Люди с кровотечениями от ударов и выстрелов резиновыми пулями. Через пару дней провинциальное правительство сообщает о 893 раненых и четырёх госпитализированных. Полицейские, в свою очередь, заявляют о 437 раненых агентах.

Полицейские, заблокированные демонстрациями протеста в отелях Каталонии, которых показывают по телевизору и наркоманы в тюремном модуле скандируют одни и те же лозунги:.

«Viva Espana!» и «Yo soy español, español, español…» Зеки ещё кричат «Поднимайся Испания!» и вскидывают руку в фашистском приветствии. У полицейских же вытянутая рука сжата в кулак.

Правительство Испании провело ещё одну операцию: собрали патриотов со всей страны, привезли их в Каталонию, где они заполнили улицы Барселоны с государственными флагами и криками: «Не хотим независимости!», «Не обманывайте нас, Испания — едина!», «Да здравствует Испания!». Весь мир увидел, что каталонцы не хотят отделяться.