Пресс-папье - [12]
Что же, приступим. На меня неправдоподобную скуку нагоняет дорога. Сам я управлять автомобилем не могу, меня повсюду возит Бендиш, мой водитель, а я сижу рядом с ним, апатично вглядываясь в ландшафт, – как там выразился Морган Форстер?[26] – «который воздымается и опадает, точно овсяная каша», вот как он выразился, – по коему мы тащимся в моем «Вулзли». Бездействие, пассивность, я нахожу их несносными. Я бы уж лучше Джайлза Брендета[27] на трезвую голову слушал. Думаю, это как-то связано с тем, что я ничем не управляю. В жизни пассажира приятного мало. Я становлюсь вздорным, придирчивым, развязным, угрюмым, мрачным и упрямым. Как-то раз, когда я сидел, нахохлясь, весь нашпигованный оцепенением и печалью, мне пришло в голову, что оказаться столь же бездейственным в жизни, сколь бездействен я в автомобиле, значит подобраться вплотную к аду на земле – даже не переезжая на жительство в Оксфорд. Дети легко впадают в скуку, потому что их, в широком смысле говоря, никогда не подпускают к рулю. Стать безработным, с содроганием подумал я, это то же, что вдруг перенестись в детство. Тебя кормят, тебе дают крышу над головой, о тебе, в общем и целом, заботятся, и это, наверное, хорошо, но, боже мой, какая же это дикая, непомерная скука. Что-то вроде нескончаемой езды по кольцевой дороге. Ты кружишь по ней и кружишь, пролетая мимо огней, но ухватиться за руль и направить машину к нужному тебе месту возможности не имеешь.
Впрочем, не так давно я одолел дорожную скуку, придумав презабавные игры, которые и мне доставляют занятие, и Бендиша отвлекают от неприятных попыток очередного «форда сьерра» запарковаться в нашей выхлопной трубе. Интересно, почему эта потребность неизменно одолевает водителей именно «сьерры»? Быть может, угол, под которым установлен подголовник в машине этой марки, приводит к тому, что пути посылаемых в их мозг нервных сигналов перекрываются и это выливается в своего рода задержку умственного развития… ну да ладно, основная игра, за которой мы с Бендишем коротаем время, называется «Маттишел». В ней один из нас изображает Маттишела, хитроумного международного шпиона, который выдает себя за видного деятеля искусства. А другой играет роль Мелвина Брэгга[28] и пытается, задавая вопросы, выяснить, за кого именно Маттишел себя выдает.
– Маттишел, а Маттишел, – может спросить Бендиш (надо сказать, Мелвина Брэгга он изображает более чем сносно), – Маттишел, а Маттишел, как вы считаете, кто оказал наибольшее влияние на вашу творческую жизнь?
– Ну, – могу ответить я, – когда мне было двенадцать лет, меня водили в Бельгии на выставку неопластического искусства, и там я увидел работы членов группы «Стиль»: Мондриан, знаете ли, Шумахер; они меня и сформировали.
– Ага, – может сказать Бендиш, догадавшись несколько раньше, чем мне хотелось бы, – так вы Майкл Джексон.
Вот так мы и забавляемся, пока он не сообразит, что я – Колин Уэлланд, или Делия Смит,[29] или уж не знаю, кто там еще. Очень занятно. А к тому же я знаю: машина скоро остановится и я снова стану хозяином моей судьбы.
Легче легкого, не правда ли? Помню, я прочитал захватывающую дух, блестящую биографию Оскара Уайльда, написанную покойным мистером Эллманом, и решил, что стану каждый день моей жизни чеканить по новому афоризму, так что когда-нибудь люди будут цитировать меня в пабах, прачечных самообслуживания и общественных уборных всего мира. Так вот, на этой неделе я сочинил афоризм о компромиссе. Пойти на компромисс, дорогой мой маркиз, значит встать между двух ульев. Встать между двух ульев – разве вам не хочется узнать, кто это сказал? Если вы были с нами, засыпайте снова.
Трефузис о ненависти к Оксфорду
В настоящее время Оксфорд, как вы, возможно, знаете, подыскивает нового канцлера[30], поскольку сэр Гарольд Макмиллан[31](лорд Стоктон) скончался. «Гребные гонки», о которых здесь будет сказано несколько слов, должны были состояться именно в эту субботу.
Получив от вас множество писем, посвященных определенной теме, я чувствую себя обязанным высказаться по ней, хоть и без большой охоты, сегодня. Миссис Куанда Эрншоу, Мирэл Блэксток, Тинди Велмутт и Браден Вамп, все они прямо спрашивают у меня: почему я не настаиваю, не налегаю, не наседаю и не предлагаю себя какими-либо иными способами в кандидаты на место канцлера Оксфордского университета?[32]
Поскольку сегодняшний день станет, весьма кстати, свидетелем того, что вудхаузовский мировой судья имел приятное обыкновение называть ежегодными водными состязаниями между Оксфордом и Кембриджем, говоря короче, «Гребных гонок», мне представляется уместной обрисовка причин, по которым я не стал претендовать на то, что «Дейли телеграф» именует «наиболее престижным постом академического мира», а «Экспресс» – «ролью верховного вождя самого снобистского и клевого университета Британии».
Как известно многим из вас, – тем, кто со вниманием слушал до сей поры мои небольшие беспроводные эссе, – я человек чрезвычайно терпимый и добродушный. Мягкий, очень медленно закипающий, постоянный, податливый и послушный. А кроме того, – и это могут подтвердить те из вас, кто умеет слушать между строк, – человек кембриджский. Нет, я не питаю шовинистической, чрезмерной привязанности к Кембриджу. Каждый, кто живет и работает в крупной организации, будь то Би-би-си, армия, школа или большая больница, знает, что и сладкие пенки, и накипь в равной мере обладают способностью всплывать на самый верх и что в таких заведениях мы неизменно распознаем начальственные действия по их топорности, бессмысленности, тупости, бестолковости и невежественности. Мы знаем, что стервозность, стремление нагадить ближнему, искательство – все это создает препоны для сотрудничества, доброй дружбы и доверия. Итак, чем же могу я объяснить мою неистовую, слепую, иррациональную ненависть к Оксфорду и всему оксфордскому? Позвольте мне сразу с полной ясностью заявить: я числю среди моих ближайших и вернейших друзей питомцев и членов Оксфордского университета. Некоторые из самых честных и блестящих людей, каких я знаю, с полным правом ставят после своих имен: «Магистр искусств (Оксф.)». И тем не менее такое жгучее, такое непримиримое омерзение. Откуда оно? Может быть, я просто-напросто спятил?
