Преподобный Амвросий - [112]

Каждый раз, как приобщаться, так наступали демонические припадки, и я мучилась ужасно. Наконец, я поехала в Воронеж к угоднику Митрофану. Там со мной перед причастием сделался жестокий припадок, так что я бежала из храма, разорвала на себе кофточку и чуть не вытолкнула сосуд. В Воронеже меня отчитывал иеромонах, и вот, когда он стал надо мною читать Евангелие, мне стало так тяжело, что я сломала кресло, на котором сидела, и вырвала крест из рук иеромонаха. По приезде из Воронежа, видя, что молитва мне не помогает, я охладела к Богу окончательно и даже стала богохульствовать; обратилась опять к врачам и, по совету их, легла в психиатрическую лечебницу, где мое здоровье еще более ухудшилось: у меня в месяц было 90 припадков; я так ослабела, что уже не могла ходить.

Пролежав в лечебнице 3 месяца, я была переведена в хроническое отделение больницы ― в приют. Припадки стали все реже и реже, но они заменились припадками тоски; тоска до того была сильна, что я не раз покушалась на самоубийство, всегда думала, как бы лишить себя жизни, что и пробовала делать, но покушение никогда не удавалось.

Так я страдала 18 лет, но приобщаться Св. Таин стала уже без припадков. Последний приступ ужасной тоски был 3 июня 1905 г. Тоска была так сильна, что я начала душить себя, и только благодаря одной больной мне не удалось задушить себя. После этого припадка я написала сестре своей письмо, в котором просила ее взять меня из приюта и устроить где-нибудь в деревне: мне казалось, что тоска у меня именно от больничной обстановки и что с переменой места тоска пройдет. Приехала ко мне сестра и вместо деревни предложила мне поехать в Оптину пустынь, которая стоит в лесу и отличается прекрасным местоположением; сосновый лес, который должен принести мне пользу, тянется кругом на много верст. Полное уединение и жизнь в лесу меня очень прельстили, и я решила туда ехать с целью пожить так, как на даче, с месяц. Когда же пришло время ехать в Оптину, то я страшно стала сердиться на сестру, что она меня посылает в совершенно незнакомую местность; стала волноваться и говорю ей: „Ты меня с твоим мужем окончательно хотите погубить; ну, куда я еду одна и больная?! Не поеду я“. Сестра на меня рассердилась, и мы с ней поспорили. Но несмотря на это, я все-таки уехала. Приехала я в Оптину пустынь 7 июля 1905 года. Утром я пошла в скит к старцу, который меня скоро принял и сказал, что гостить у них долго не позволяется и что мне долго и делать-то нечего в Оптиной пустыни. Проходит день-другой, а мне все не по себе и не нравится ничего; в церковь захожу на минуту, не могу долго стоять. 10-го числа мне почему-то очень захотелось почитать жизнеописание старца Амвросия; я спросила эту книгу у монаха-гостиника и зачиталась далеко за полночь, и во время чтения стала испытывать какое-то необычайно приятное состояние души, которого я в жизни не испытывала. И вот во время чтения решила отслужить панихиду на могиле старца Амвросия. На другой день спешу к ранней обедне, а после обедни прошу отслужить панихиду. Мне долго пришлось ждать иеромонаха, который служил панихиды на других могилах. В ожидании панихиды я осталась на могиле старца Амвросия и стала плакать, да так горько, что будто открылся источник слез. Во время панихиды я все время плакала, слезы пошли на весь день. В этот день я должна была исповедоваться. Старец меня послал к духовнику. Пришла я к нему в слезах и стала говорить о своей больной душе; бережно он обошелся с моей больной, настрадавшейся душой. После исповеди он прочитал надо мною особенную молитву, во время которой мне стало очень дурно, и я все просила его поскорее кончить. После окончания молитвы я почувствовала необыкновенную слабость. Выйдя от него, я успокоилась и перестала плакать.

На другой день приобщилась Св. Таин совершенно спокойно и в этот же день выехала в Тихонову пустынь. Когда я из Оптиной пустыни приехала на вокзал, то со мной произошло что-то необыкновенное: весь мой душевный строй сразу изменился, мне стало необыкновенно жаль Оптину пустынь, так что если бы предложили выбрать одно из двух: или все сокровища мира, или Оптину пустынь, то я бы взяла последнее. И вот уже год, как я переродилась; год, как у меня не было ни одного припадка тоски, стала меньше раздражаться, у меня явилась вера в Бога, в загробную жизнь, я поняла цель жизни. Мысль о самоубийстве совсем меня оставила, я считаю теперь себя счастливым человеком, хотя обстановка моей жизни ничуть не переменилась. Я верю, что Господь исцелил меня, по молитвам старца Амвросия, от жестокого недуга, которым я страдала 18 лет.

Мое физическое состояние здоровья плохо, что не позволяет мне оставить приют, но что такое физическая болезнь сравнительно с душевною? Даже и сравнить нельзя. После моей первой поездки какая-то необычайная сила потянула меня в Оптину пустынь, и Господь привел еще побывать на могилке старца Амвросия в том же году в сентябре, потом на Пасху 1906 года и теперь.

Прошел год, как я психически здорова, и не знаю, как мне благодарить Бога и старца Амвросия за такую великую милость».